играть с юности…
Сталь звонко ударялась о сталь. Очень скоро я убедился, что сенешаль как фехтовальщик ничем не уступает мне. Как минимум… К тому же у него имелись два неплохих козыря — большая длина меча и легкий полудоспех, позволяющий игнорировать несильные удары в корпус. Маньяру же достаточно было рассечь мою куртку, нанести небольшую рану — и спокойно ждать, когда кровопотеря сделает свое дело.
Впрочем, любое преимущество имеет и оборотную сторону. Полудоспех хоть немного, но сковывает движения. А тяжелый меч отнимает у бойца куда больше сил. Продолжая схватку в хорошем темпе, я сохранял немало шансов на победу. Но не спешил их использовать — лишь парировал удары и выпады сенешаля, одновременно наблюдая за Изабо.
А она уселась на последнюю нашу лошадь, проигнорировав неудобства мужского седла. И неторопливой рысью направилась в сторону замка.
— Не делай этого, Иза!!! — заорал я.
Проклятие! Сестричка не обратила на крик ни малейшего внимания. Зато Маньяр сполна воспользовался тем, что я на мгновение отвлекся. Лишь каким-то чудом мой клинок не был сломан в захватах, украшавших гарду его полутораручника.
Придется убить сенешаля как можно быстрее… И попытаться как-то остановить Изабо.
Первую мою стремительную атаку сенешаль отбил. И вторую. И третью… Ну что же, мы не на королевском турнире фехтовальщиков, сейчас все средства хороши… Самобой, не раз выручавший сегодня, был заткнут за пояс — и я выхватил его левой рукой, быстро прицелился в голову Маньяра…
Он рассмеялся.
— Мимо, Арно! Я помню, что ты не взводил пружину!
С этой неуместной фамильярностью на устах он атаковал сам — и мне пришлось, отшвырнув самобой, всерьез драться за свою жизнь. Лишь несколько мгновений спустя удалось бросить быстрый взгляд в сторону. Лиловое пятно рясы Изабо приближалось к редкой цепочке деревьев.
— Остановись!!! Там смерть!!!
О-у-у… Ну вот и все… Конец… Я оставался на ногах и сжимал меч в руке, — но это ничего не меняло. Кончик меча Маньяра, вскользь рассекший мое бедро, поставил точку в карьере лорда Арноваля…
Сенешаль прекрасно все понял и тут же ушел в глухую защиту.
Со стороны замка донеслось истошное конское ржание. И женский крик — не менее истошный. Прощай, Изабо… Может быть, скоро встретимся — если Девственная Мать все же откроет врата чертогов своему грешному сыну.
— Так и думал, что она не доберется, — сказал Маньяр, не повернув головы. — Я ведь подошел к замку чуть ближе, чем рассказал вам. И знаю — ни одно заклятие не подействует на эти милые деревца. И на то, что их окружает, не подействует. Потому что земля под ними — не совсем земля. А воздух вокруг — не совсем воздух. Я же спокойно пройду мимо, пока дерево переваривает вашу… хм-м-м… сестричку. Надеюсь, мессир, минувшей ночью вы сполна воспользовались ее родственной благосклонностью?
Я ринулся вперед, одержимый одним желанием — снести ему голову, хотя бы и с парой локтей стали в собственном животе.
Немеющая нога предательски подогнулась. Дзинк! — мой меч попал-таки в захват. Из гарды торчал обломок в три ладони длиной.
— Ну вот и все, мессир Арноваль, — устало сказал сенешаль, опуская оружие. — Вы можете купить пару минут жизни, утолив мое невинное любопытство. Скажите, ведь Рыжий Эйнис — настоящий, первоначальный — не кто иной, как вы?
Я молчал.
— Конечно же, вы, — сам себе ответил Маньяр. — Все улики против меня, что вы с таким пылом излагали, косвенные. И обратить на них внимание мог лишь человек, знавший наверняка, что Эйнис три месяца назад прекратил свою деятельность. Полагаю, именно тогда вы покинули Буа, чтобы помириться с будущим тестем — при этом совершенно справедливо рассудив, что миф о Рыжем Эйнисе теперь будет питать сам себя и все более-менее удачные нападения припишут неуловимому атаману… Но что лес столь сильно изменится за считанные недели и возвращение так затруднится, вы никак не ожидали. Да и появление двойника-самозванца едва ли предусмотрели. Ну что, мессир, неплохой я сыщик?
Я молчал, уставившись на землю под ботфортами Маньяра. Потом поднял взгляд.
— Фи… — поморщился сенешаль. — Не надо применять ко мне такие дешевые трюки. Неужели вы и вправду надеетесь, что я обернусь и дам вам возможность швырнуть в меня этот обломок? Несерьезно… К тому же у вашей железки отвратительный баланс, и… А-А-А-А-А!!!
Он завопил и рухнул на землю. Уже лежа обернулся-таки, яростно что-то рубил мечом у самых своих подошв… Я отступал медленно, сильно хромая. Костолом вполне мог выбросить вторую ложноножку.
Пока я перетягивал ногу жгутом, наспех сооруженным из рукава рубашки, и обрабатывал рану порошком, несущим в себе кровоостанавливающие и заживляющие заклятия, Маньяр продолжал драться — отчаянно, но безрезультатно. Костолом — тварь медлительная, от него нетрудно спастись, вовремя заметив. Но стоит ему хотя бы коснуться человека — и тот обречен. Можно лишь растянуть агонию на несколько часов, уничтожив тварь.
Дело в том, что Костолом — название не совсем точное. Кости не дробятся, не ломаются, — поначалу остаются на месте, но теряют какую-либо твердость. Поврежденную конечность легко можно согнуть под любым углом, при желании даже завязать узлом. И странный недуг очень быстро распространяется по телу.
Сенешаль, без сомнения, все это знал. Но продолжал цепляться за жизнь. Отсечь мечом тут же прирастающую ложноножку ему не удалось, он упорно отползал в сторону, вытягивая, истончая ее… Ноги до колен извивались совершенно свободно.
Куда стремился Маньяр, я понял, лишь когда услышал знакомые щелчки реечного механизма собственного самобоя. И торопливо похромал в сторону замка — от мессира сенешаля вполне стоит ожидать попытки напоследок выстрелить в меня. Пусть уж разбирается с Костоломом — заклятья, наложенные на шесть стрелок, дают хорошие шансы выиграть несколько часов жизни. Финал, впрочем, будет один — кости исчезнут совсем, и лишенное внутренней опоры тело окажется раздавленным собственной тяжестью.
Ни малейшего сочувствия к Маньяру я не испытывал. Если бы не он, можно было остановить Изабо…
Под деревом валялся обрывок лиловой ткани, видный издалека. Лошадь вообще исчезла бесследно.
Надо было спешить, но я медлил, не отрывая взгляд от клочка рясы… Изабо, Изабо… Мы могли не встречаться годами, и я даже не вспоминал о тебе, но в глубине души верил — когда-то мы встретимся, и скажем друг другу что-то нужное и важное, и исправим былые глупые ошибки…
Теперь никто ничего не исправит… Все кончилось, и не осталось ничего, кроме этой лиловой тряпки. А я, наверное, прожил тридцать лет на грешной земле совсем не так, как надо… Стоит, наверное, жить, словно каждый день — последний.
Последний — завтра уже не успеешь сказать, что не сказано. Последний — и некому будет объяснить, что не понято. Последний — и уже никогда не придешь на могилу матери, на которой не был десять с лишним лет…
Оставь дурацкую ностальгию и вздохи об утерянном, одернул я сам себя. Оставь за спиной и не оборачивайся. Тебя ждет Иветта. И полкоролевства в придачу.
Я шагнул к редкой цепочке деревьев. К последней линии обороны Тур-де-Буа.
Не оборачиваясь.
Глава 11
