сантиметров.
Действительно, известны крабы, величина которых приближается к вышеупомянутому. Гигантский морской паук, или “краб на ходулях”, живущий в Японском море, имеет панцирь максимум 1 метр 50 сантиметров в окружности, но конечности его так длинны, что в распластанном виде он потянет на 4 метра. Но даже при таких размерах ему далеко до настоящих морских гигантов, таких, как киты. Ни один хвастун не отважится утверждать, что он высаживался на спину такого краба.
Зато в рассказах плававших по морям в Средние века арабских мореплавателей от Ормузского пролива до Китая можно встретить гораздо более устрашающих крабов. Они высовывают из воды свои гигантские клешни, похожие на рифы, и сжимают ими корабли, неосторожно приблизившиеся к ним.
В сиамском фольклоре до наших дней сохранились легенды о гигантских крабах и скорпионах, которые могли утащить корабль в глубину моря. Эскимосы также приписывают такие злодеяния громадным морским “паукам”.
Все эти экзотические чудовища похожи, несомненно, на похитителей баркасов, о которых пишет Паулинус, но очень сомнительна их принадлежность к классу ракообразных. В действительности большие крабы способны только бегать по дну моря и не умеют плавать. Каким же образом они могли бы подняться на поверхность воды?
Крабов часто путают с осьминогами
Скандинавская легенда о krabben или kraken, во всем похожая на вышеописанную легенду, относится отнюдь не к крабу, как можно было бы подумать, судя по названию животного, а к головоногому моллюску. Морские раки Паулинуса, крабы арабских путешественников и сиамских сказочников, пауки эскимосских рыбаков имеют, несомненно, ту же природу.
Бесспорно, осьминог и краб, с их круглым корпусом, окруженным десятком конечностей, имеют похожий силуэт: ничего удивительного, что неискушенные люди сваливают их в одну кучу. Еще в эпоху Ренессанса головоногих и ракообразных нередко путали. Посмотрите, к примеру, на гравюру на дереве, иллюстрирующую главу “Полипы” в сочинении Олафа Магнуса. Текст относится, несомненно, к осьминогу: говорится о “рыбе с множеством ног”, которая живет в пещерах и меняет свой цвет в зависимости от фона, на котором находится; ее корпус мал по сравнению с конечностями. Упомянут и реактивный двигатель, хотя расположение его указано неправильно: “Животное имеет трубку на спине, с помощью которой меняет курс, поворачивая то направо, то налево”. И все же иллюстратор ничтоже сумняшеся изображает громадного лангуста! На картинке изображен также матрос, которого чудовище хватает своей клешней и бесцеремонно тащит с палубы корабля.
В 1539 году Олаф Магнус печатает в Венеции карту, на которой представлены все чудовища северных морей. Она называлась так: “Карта северных земель и чудес, там имеющихся, равно как и в соседнем океане”. По ее образцу изготавливались впоследствии похожие карты, сегодня широко известные по причине их живописности: среди них в 1556 году появилась такая карта в “Универсальной космографии” Себастьяна Мюнстера, а в 1572-м подобная карта была изготовлена Антуаном Лафрери. На всех этих картах был изображен вышеупомянутый эпизод в виде борьбы человека с гигантским омаром.
Все эти истории о лжеракообразных, нападающих на суда или на моряков, следует сравнить со старой легендой о Сцилле, которая не упускала случая схватить матроса с неосторожно приблизившегося судна. Рассказ Гомера освежила в памяти читателей монументальная зоологическая энциклопедия Улисса Альдрованди: чудовищный похититель людей был определен в ней совершенно недвусмысленно. В пространном труде натуралиста из Болоньи сказано, что именно осьминоги атакуют суда в открытом море и, обвив человека своими щупальцами, стаскивают его с палубы в море.
Единственное сомнение в правдивости этой истории вызывает тот факт, что если осьминог и плавает немного лучше, чем краб, то все же это глубоководное животное: он никогда не поднимается на поверхность, тем более “в открытом море”.
Пришло время напомнить, что у осьминога есть кузен, выдающийся пловец, который не только может всплыть на поверхность, но и постоянно это делает, — кальмар. Случается даже, что он вылетает, как стрела, из воды и падает на палубу корабля.
Со времен Аристотеля известны кальмары необычной величины. Если читать между строк, то история о знаменитом “осьминоге” из Картейи, о котором пишет Плиний, заставляет подозревать существование поистине гигантских экземпляров. И критическое изучение источников легенды о cetus, обладателе приятного запаха, которого часто принимали за остров, еще усиливает эти подозрения. Но тогда напрашивается вопрос, не являлись ли гигантскими кальмарами и остальные вышеописанные страшилища: норвежские hafgefe, описанные Уормом и Бартоленом, чудовищные морские раки Паулинуса и арабских мореходов, морской разбойник осьминог Альдрованди? Такой вопрос вполне логичен, тем более что в эпоху Ренессанса ничего не знали о плавающих осьминогах, которые к тому же и не показывались из своих глубин. Увы, поскольку в XVII веке никто не занимался наблюдениями и сравнением повадок различных головоногих, этим капитальным вопросом не задавались. А поставить вопрос — значит ответить на него.
Это случилось в эпоху, когда сэр Томас Браун в Англии пытался упрочить права разума, борясь с вульгарными ошибками и задавая себе нелепые вопросы, вроде того, какие песни могли петь сирены.
Потребовалось время, чтобы произошел переворот во взглядах. Гигантский кальмар еще в течение века был погружен в густой туман легенды, поскольку никто не стремился рассеять этот туман. Или, может быть, никто не решался посмотреть правде в глаза?
Легенда о кракене с научной точки зрения
В XVIII веке, заслуженно называемым “веком Просвещения”, тайна “животного-острова” потому так взволновала умы ученых, что это чудовище считалось самым крупным из живых созданий. Спокойствие натуралистов было нарушено настолько, насколько заслуженными в их глазах казались эпитеты “дьявольский” и “колдовской”, которыми наградили это животное моряки. В то время, как Антони ван Левенгук с помощью своего микроскопа открыл мир невидимых глазу животных, а Реомюр познакомил современников с поведением самых низших беспозвоночных — насекомых, не обидно ли было ничего не знать о существе столь монументальном?
Заметим, что в ту эпоху наука о животных не представляла из себя хоть сколько-нибудь стройной системы. Недавно открытые виды соседствовали здесь с монстрами из греческой мифологии, змеями о двух головах, пятиногими баранами, белолицыми неграми, а также обыкновенными гусями, курами и прочими обитателями птичьего двора. Все более актуальная проблема классификации животных требовала от ученых прежде всего строгой идентификации отдельных видов. Это обстоятельство, в частности, и побудило в середине XVIII века трех натуралистов почти одновременно заняться решением проблемы “животного-острова”.
Первым из них был шведский ботаник и врач Карл Нильсон Ингемарсон, уже известный в то время под псевдонимом Линней. Второй — ученый датский прелат, занимающийся естественными науками, епископ Эрик Людвигзен Понтоппидан. И наконец, третий — немецкий анатом и ботаник, профессор из Франкфурта Карл Август фон Берген.
Загадка морского микрокосмоса Линнея
По-видимому основываясь на информации Бартолина, упоминающего загадочного “кита” (hafgufe), “больше похожего на остров, нежели на животное”, и Паулли-нуса, описывающего морского краба, спина которого могла бы служить полем для маневров целого полка, Линней включил это таинственное создание в свою книгу “Фауна Швеции”, изданную в 1746 году.
Под многозначительным названием “Microcosmus” (маленькая вселенная) он поставил это животное в один ряд с разнородной группой панцирных червей, в которую вошли все панцирные беспозвоночные. И прокомментировал это так:
“Сообщают, что оно живет в Норвежском море; но, что касается лично меня, то я его никогда не
