об этом во всеуслышание, зачастую ссылаясь на слабое зрение… Что же касается грядущих находок, то им посвящена следующая глава.
Глава 4
НЕСНОСНЫЙ ЗВЕРЬ ИЗ СТРОНСЫ И ПРОЧИЕ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ НАХОДКИ НА БЕРЕГУ
Совершенно не обязательно, что человек, не способный поведать о том, где он провел ночь с 12-го на 13-е число прошлого месяца, является отъявленным лжецом. Также не повод сомневаться в верности рассказа о деталях происшествия то, что человек с трудом может вспомнить его дату. Наконец, если вы не служащий гаража и не механик, из этого совсем не следует, что ваше описание машины, виновной в аварии, неверно. Это само собой разумеется. И, однако, именно по таким несуразным критериям некоторые эксперты оценивают свидетельства в темном деле Зверя из Стронсы.
Рассказ об этом деле необходим для лучшего понимания обстановки недоверчивости и крайней предвзятости, в которую был погружен великий Морской Змей, ибо именно из-за него позиции соперничавших сторон стали столь плачевно непримиримыми.
Ситуация в восемнадцатом столетии
До 1750 года знаменитое чудище почти нигде не обсуждалось, кроме как в Норвегии. Если скандинавы считали его представителем местной морской фауны, то весь остальной мир мог без помех представлять его как некоего буку из фольклора северных народов. Подобное мирное сосуществование двух противоположных мнений было возможно только из-за того, что их приверженцы оставались географически изолированными друг от друга.
Однако в течение второй половины восемнадцатого столетия с атлантического побережья Северной Америки пришла добрая дюжина сообщений, почти все из колонии Мэн.
Yankee Humbugs! Американские враки! — воскликнули на этот раз британцы, пожимая плечами и явно забыв, что один из таких россказней исходил от отряда англичан, экспедированных в 1782 году на Багадуз незадолго до окончания американской войны за независимость, или Восьмилетней войны. Если учесть, что британские военные оценили длину виденного ими змея в 90 метров, то еще неизвестно, кого считать большими болтунами — англичан или американцев.
В этот период отпадения колоний англичане едва ли были склонны верить в морского змея, волновавшего американские умы. Единственным именитым британцем, который публично высказался за его существование, был писатель Оливер Голдсмит. Нельзя сказать, что это было хорошей поддержкой. Автор 'Викария из Уэйкфилда' имел репутацию человека доверчивого и невежественного. Самуэль Джонсон сказал о нем: 'Если он и способен отличить корову от лошади, то на этом его познания в зоологии заканчиваются'. Его не смущало то, что в конце своей жизни Голдсмит по заказу, за 800 гиней, составил внушительную компиляцию по естественной истории 'История Земли и одушевленной природы'. Она была опубликована в 1774 году, через три месяца после смерти автора. В ней можно прочесть следующее замечание весьма здравомыслящего человека: 'Верить во все, что рассказывают о морском змее или кракене, было бы наивностью, но отбрасывать возможность их существования — это слишком самонадеянно'.
Ознакомившись с трудом Голдсмита, Джон Уэсли, основатель методизма, тут же написал в своем дневнике, не без орфографических ошибок: 'Очень часто он обвинял в легковерии других литераторов, но сам обманулся россказнями епископа Понтоппидана о кракене и морском змее, первый из которых якобы достигал целой мили в диаметре, а второй был способен возвышаться над главной мачтой военного корабля'.
В это время, следует признать, британские свидетельства почти отсутствовали. И кроме наблюдений отряда, брошенного на штурм Багадуза, я едва смог отыскать еще одно-единственное, но зато чрезвычайно важное. В самом деле, этот простой отрывок из бортового журнала, заполненного со всей сухостью подобных документов, открывает череду прозаических отчетов по поводу морского змея. Первого августа 1786 года вахтенный офицер корабля 'Генерал Кул', находящегося тогда под 42° 44 северной широты и 23° 10 западной долготы, записал в бортовом журнале:
'Мимо судна прошел громадный змей примерно пяти—пяти с половиной метров в длину, 90—120 сантиметров в обхвате, спина которого была цвета светлого кедра, а брюхо — желтым'.
Среди британских документов XVIII века фигурирует еще одно свидетельство, правда полученное из вторых рук и восходящее к знаменитому драматургу и актеру Томасу Нолкрофту. Последний долго прожил в Париже, откуда вывез перевод 'Женитьбы Фигаро' Бомарше и пристрастие к революции, чем нажил себе серьезных врагов в Англии. В одном из писем, адресованных своему другу в 1799 году, он рассказывает, как, находясь на борту корабля «Кеннет», он однажды завел беседу с капитаном и вторым помощником и что оба категорически высказались в пользу существования кракена. Осмелев, он осведомился, что им известно о 'морском змее, которого некоторые называют морским червем'.
'На этот вопрос, — пишет он, — я получил еще более прямой ответ. Второй помощник, месье Бэрд, которого никак нельзя назвать заслуженным лжецом, невзирая на то что его слова могут вызвать упрек в чрезмерной доверчивости и наивности, уверил меня, что лично видел, где-то на полпути в Америку, в Атлантическом океане, рыбу, довольно узкую, но достигавшую 65–80 метров в длину; ее появление повергло капитана, знакомого с этими широтами, в большой ужас, ибо он решил, что чудовище потопит судно.
Оба пересказали мне ряд схожих слухов о появлении этого морского змея, уверяя, что он может подниматься над водой на высоту главной мачты.
Если вы спросите нас, зачем мы пересказываем все это и считаем ли подобное вероятным, то мы вам ответим: нет. Но кто может считать себя в силах указать границы возможного? Некоторые моряки полагают эти рассказы лживыми и смешными; другие с серьезностью утверждают их правдивость: мы же уверены, что касательно этого вопроса и равным образом всех других необходимо собирать доказательства и сохранять их с некоторой долей скептицизма'.
Определенно, нельзя высказаться более мудро.
Во Франции недоверие, можно сказать, было всеобщим на рубеже XVIII и XIX столетий. Даже Пьер- Дени де Монфор, столь жадно желавший доказать существование своего гигантского спрута, решил, что принимаемое за змея морское чудовище есть не что иное, как щупальце огромного головоногого. Однако он прибавлял:
'Это не означает, что я вовсе сомневаюсь в существовании гигантских рыб удлиненной формы, принимаемых всеми за змеев; я признаю, что подобные рыбы, даже очень опасные, встречаются в морях; и если бы мне потребовалось это подтвердить, то среди прочих я привел бы свидетельство о змее, убитом Франсуа Лега с помощью его товарищей на скале, куда они были жестоким образом высажены перед самым островом Маврикий, который управлялся в то время голландцами'.
Так как 'ужасный змей' Франсуа Лега, о котором у нас есть и другие сообщения, был, очевидно, разновидностью морского угря или мурены относительно скромных размеров, то к нашему Левиафану или Се-орму скандинавов он имеет весьма отдаленное касательство. И мнение Дени де Монфора по делу, которое мы рассматриваем, кажется неким завуалированным отказом участвовать в обсуждении, хотя и весьма вежливым.
Настоящая схватка между защитниками и хулителями морского змея не на шутку разгорелась в начале XIX века в связи с делом о звере из Стронсы — местности, расположенной у северной оконечности Британских островов. Множество знаменитых людей, прямо или косвенно, оказались замешаны в этом деле. Об этом можно судить хотя бы по фрагменту письма, которое шотландский поэт Томас Кэмбелл отправил 13 февраля 1809 года одному из своих друзей:
'Чтобы убедиться в том, что он реален, рассмотрим, что я узнал на протяжении последних двух недель: во-первых, некий змей (мой друг Телфорд получил изображающий его рисунок) был найден выброшенным на берег одного из Оркадских островов, настоящий морской змей с конской гривой, толщиной
