угрожая своими посохами, расчистила путь дальше.
В долине сыновей Енномовых мы подошли к пещерам Акелдамы. Здесь нас встретили греческие монахи, провели в церковь, отслужили молебен и затем стали показывать пещеры, наполненные незакрытыми костями усопших. В Акелдаме лучше всего можно понять, как хоронят покойников на Востоке в твердом грунте. Перед нашими глазами протянулись ряды ниш, выдолбленных по размеру тела в стенах пещеры. Эти ниши и служили собственно гробами для усопших тел. Общая же их могила, или пещера, снаружи заваливалась камнем.
Греческие монахи предложили паломникам отдохнуть и выпить какого-то угощения. Но так как было уже поздно, к тому же мне надо было приготовиться к завтрашней дороге, то я, поблагодарив монахов, поспешил один отправиться домой. Местами, в долине сынов Енномовых, я чувствовал жуткое одиночество. Только у юго-западного угла Сиона мне встретились двое арабских мальчиков, разговаривающих по- английски. Я расспросил их, почему они знают английский язык. Оказывается, на Сионе для арабских детей имеется прекрасная английская школа Гобата, в которой и они обучались.
Миновав Яффския ворота, я пришёл опять к русским постройкам. Таким образом на первых же порах в Иерусалиме мне пришлось обойти его стены и невольно обратить своё внимание на контраст двух сторон его – юго-восточной и северо-западной. Если мы проведем прямую линию через место св. Гроба Господня и Силоамский пруд, то эта магистраль, пройдя посредине между Сионом и священной скалой Соломонова храма, разделит город на две равныя части. Но как на южном конце этой магистрали – место суда, «огненной реки», адскаго огня, место извержения всего нечистаго, сквернаго, негоднаго, так на северном её конце выростает новый город, новый Иерусалим, как бы в прообраз «Новаго Иерусалима», предсказаннаго в Апокалипсисе. Южная сторона западает в глубину долины, идущей в Мертвое море, а северная – возвышается к горе Скопус, где некогда стоял римский лагерь. Очень приятно было мне, как русскому, видеть, что и наше Палестинское общество заняло большую часть будущаго Новаго Иерусалима, и в средоточии русских подворий устроен храм во имя Святой Троицы.
К северу от русскаго места много владений, принадлежащих другим христианским вероисповеданиям, но ещё севернее – раскинулись еврейския колонии: Ебен Израэль, Езрат Израэль, Суккот Шеломо, Меа Шеарим, Шааре Моше, Байт Израэль, Шаар Пинна, Охель Шеломо и др. Не указывают ли они на образование «Новаго Израиля» в «Новом Иерусалиме», как предсказывал пророк Давид: «на северной стороне город великаго царя» (Псал. 47, 3)?
ГЛАВА 17: ОТ ЯФФЫ ДО КАЙФЫ.
На другой день, 20 марта, по условию мы должны были отправиться в Галилею. Я уже говорил, что из Иерусалима в Назарет русские паломники едут двумя путями: или по железной дороге и морем на пароходе через Яффу и Кайфу, или прямо на север сухим путём через Самарию. По скорости, комфорту и разнообразию способов передвижения считается легким и доступным даже для дряхлых стариков – первый путь; за то второй – дорог паломникам по священным воспоминаниям путешествий Самого Господа.
Мне лично хотелось испытать ту и другую дорогу; но сначала, по совету гостеприимнаго хозяина, я решил отправиться в Назарет через Яффу и Кайфу. Мой товарищ нарядился в легкий бедуинский костюм, прикрыв его сверху осенним пальто обыкновеннаго покроя. До Кайфы в вагоне и на пароход он хотел ехать европейцем. Весь багаж его состоял из двух небольших мешков, перевязанных так, чтобы впоследствии удобно было положить их через седло на осла.
Отъезжающих вместе с нами по железной дороге из Иерусалима было очень много, но из русских, кажется, только мы вдвоем и были. Турки и сирийцы-магометане старались занять отдельные вагоны, а христианские туземцы перемешались с иностранцами, среди которых больше всего замечалось немцев. Почти всю дорогу до Яффы мы беседовали со своими соседями, жадно расспрашивая о палестинских порядках и обычаях. На промежуточных станциях не держат буфетов. Каждому пассажиру приходится заблаговременно позаботиться о своём столе. В придачу к захваченным закускам мы запаслись ещё немалым количеством апельсинов – необходимый плод при здешней жаре, вызывающей сильную жажду в дороге.
Мы прибыли в Яффу как раз во-время: австрийский пароход стоял уже на рейде, готовый сняться в Кайфу. Погода была тихая, и рейд сравнительно спокоен. Нам опять помог любезный агент Русского общества пароходства и торговли, и мы благополучно водворились на австрийце. Здесь произошла приятная встреча со знакомыми русскими паломниками. Небольшая партия, человек в восемь, прибыв из России со мной вместе на одном и том же русском пароходе в Яффу, не поехала тотчас в Иерусалим, а решила подождать австрийского парохода, чтобы сперва отправиться в Галилею и поспеть к празднику Благовещения в Назарет. Они заняли часть палубы спереди машинного люка. Такое помещение не совсем удобно для большого переезда, но до Кайфы было всего полсотни миль, т. е. часа на три, на четыре ходу, и при том стояла тихая, теплая погода, так что и мы согласились присоединиться к ним на палубу. Кроме нас на пароходе ехало пассажирами немного туземцев-магометан, которые вскоре после вечерней молитвы залегли спать. Под мерный шум гребного винта мы тихо разговаривали, передавая друг другу свои сведения о Палестине. Между нами были лица духовного звания, добродушнейший соборный диакон с женою, жена протоиерея и псаломщик. Но больше всех из моих спутников мне нравился купец, старообрядец из Тверской губернии. Он скрывал свою привязанность «к старинке», и я, вероятно, долго бы не догадался о его принадлежности к старой вере, если бы не раскрыл случайно его тайну диакон. Приводя слова одной молитвы, старообрядец закончил её так: «и во-веки веком, аминь». Диакон поправил его – «во веки веков» – и сейчас же заметил ему при всех, что он в старой вере. Купец покраснел, но не возражал. Впоследствии он мне открылся чистосердечно, при чем высказал свой взгляд на внешние порядки никонианской церкви, отталкивающие старообрядцев своим нехристианским характером. Там, по его мнению, где должны пребывать любовь, доверие и братское общение, там царят формализм бессердечие и нерадение. Мне казалось, что он послан своим городом с тайным поручением обследовать восточные церкви.
Пароход прибыл в Кайфу ночью. К нашему удовольствию переправа на берег прошла без всякого смятения и ссор с арабами-лодочниками, благодаря участию здешнего консульского агента. Он сам лично встретил нас с фонарем и усадил в свою шлюпку. Мы беспрепятственно вышли на берег и в сопровождении фонаря веселою толпою направились в дом агента. Город благоухал от множества цветущих садов. Успокаивающая тишина и приятная теплота в ночном воздухе как-то особенно заметно отразились в настроении наших душ.
– Господа, – заметил нам мой товарищ, – мы вступили в благословенную Галлилею, где впервые раздалось слово христианского учения.
– А был ли Христос в Кайфе? – спросила одна из женщин.
– Вероятно, был. По крайней мере, у католиков есть предание, что Христос со Своею Материю посещал соседнюю гору Кармил.
Вскоре мы пришли к дому агента и взобрались на самый верх его, где для паломников приготовлены были три-четыре комнаты с кроватями и нарами. После короткого ужина расположились на ночлег, где кто хотел. Нельзя особенно похвалить обстановку наших спален, но мы были рады и такому помещению, потому что оно избавляло нас от многих хлопот.
Утром пришёл хозяин и предложил нам до отъезда в Назарет посетить гору Кармил и католический монастырь на нем.
Город Кайфа раскинулся на береговой полосе морского залива у подножья горы. В нём очень много европейцев и, особенно немцев, которые несколько западнее города имеют прекрасную колонию. На северной стороне залива белеется Акка, древняя Птолемаида.
Было очень рано, и потому улицы города не отличались многолюдством, а прекрасная дорога на гору была совсем пуста.
