Чай мы скоро отпили, и до утра оставалось ещё немало времени. Нас попросили подождать пока в храме Гроба Господня.
Утомление от беспрерывного путешествия в продолжение целого месяца особенно сказалось в эту ночь, и меня сильно клонило ко сну. Пройдя к приделу коптов у задней стены кувуклии, я сел подремать на скамейку. Здесь было сравнительно тихо. Мне нравился этот самый западный уголок в храме.
По своей скромности и бедности, копты в Иерусалиме симпатичнее других народностей, и, как это всегда бывает, при их очевидной скудости и убожестве, они богаты верой и любовью ко Христу (Иак. II, 5). Я замечтался на тему, как Господь приближает к Себе смиренных (копты ближе всех ко Гробу Господню), и хотел просидеть здесь до рассвета; но холодный сквозной ветер и насекомые нестерпимо беспокоили меня и согнали с места.
Наконец, около пяти часов утра, приходит низенький, горбатый болгарин, хорошо известный русским паломникам, как проводник-рассказчик, и повел нас из храма Гроба Господня по Страстному пути сперва к пещере Божией Матери в Гефсиманию. В предрассветном полумраке мы быстро пробирались по пустынным улицам толпой более сотни человек. Если и встречались нам, то только нищие, слепые, прокаженные, вероятно, привлеченные сюда так рано известием об утреннем шествии паломников на Елеон. Выйдя из города через ворота Ситти-Марьям, паломники бодро пересекли Иосафатову долину и скоро подошли к пещере Гроба Божией Матери, у подножия Елеонской горы. Как у храма Гроба Господня от всего фасада сохранилась только часть южной стены с входом, так от храма Гроба Божией Матери осталась тоже только готическая арка входа.
Мы стали спускаться по тёмной лестнице вниз. Проводник-болгарин остановил нас и велел покупать свечи для Гроба Божией Матери.
На конторке навалена куча обгорелых свечей из парафина, толщиной в рублёвую восковую свечу.
– По рублю! По рублю! – кричит грек за конторкой.
– Все, все покупайте! – вторит ему наш проводник, загораживая собой проход.
Вышло замешательство. Некоторые, побогаче, беспрекословно подчинились требованию греков и покупали наполовину обгорелые свечи по рублю. Но большинство обступило конторку и просило свечей подешевле. Один старик вытащил из-за пазухи мешок, медленно развернул его и долго искал в нем. Наконец, вытащил он серебряную монету и дрожащей рукой протягивает её греку.
– Нет ли свечечки за двугривенный, – спросил он умоляющим голосом.
– Других свечей нет. Только рублёвые! – настаивал на своём грек.
Много я слышал про вымогательство греков, но такая развязность и поразила и возмутила меня. Один из паломников, не обращая внимания на греков, быстро прошёл вперёд, вынул маленькую свечку из числа стоящих на подсвечнике перед образом и исчез в кувуклии Гроба Божией Матери. Через две-три минуты он вышел оттуда и опять поставил свечку на прежнее место.
Я подошёл к нему.
– Нет, подумайте, – говорит он мне волнуясь, – какую хитрую придумали штуку! Загородили собой проход и, как пропуск, требуют рублёвые свечи. И одна и та же свеча идёт у них вкруговую с конторки ко гробу, а с гроба опять на конторку. Если хочешь, чтобы мы жертвовали, – хорошо, мы пожертвуем. И я положил деньги в тарелку на гробе. Но зачем такое возмутительное вымогательство?!
Гроб Божией Матери покрыт также мраморной доской и находится в небольшой кувуклии, как и Гроб Спасителя. Весь храм или, лучше сказать, вся обширная пещера пестро изукрашена висячими лампадами и подсвечниками. Всюду обилие икон. Здесь имеют свои алтари все восточные христиане. Даже мусульмане, и те устроили свою молельню под кровом Божией Матери и также чтут её святую гробницу.
Только западные христиане – католики и протестанты – вовсе не имеют здесь своих алтарей. В этом подземном храме мне нравится смешение языков. В разных углах среди русских и арабов наталкиваешься на своеобразных по одеянию греческих, армянских, абиссинских, сирийских и коптских монахов. Все они чтут «Единого Истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа» и Его Святую Матерь Марию. Глубоко, сажень на пять под землею, совершается это духовное единение, и оно прообразует то стадо, которое, как сказал один русский святитель, Матерь Божия приводит ко Христу.
Через дорогу от пещерного храма Богоматери находятся остатки масличного сада, с которым предание связывает гефсиманскую молитву Спасителя. Вероятно, в пределах этого сада была и гробница Божией Матери. По крайней мере, у наших паломников под названием «Гефсимании» разумеются не остатки масличного сада, принадлежащего католикам, а вот этот подземный храм с гробом Божией Матери.
ГЛАВА 28. ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА
Воспоминания о последних днях земной жизни Христа Спасителя связаны с Елеонской горой. Вифания и Виффагия, гробница Лазаря, Гефсимания, место беседы о разрушении Иерусалима и, наконец, последний пункт земного пребывания Иисуса Христа, с которого он вознесся на небо, – всё это находится по ту или другую сторону Елеона.
Когда мы вышли из темной пещеры гроба Божией Матери, было совсем светло. Православный народ большими и маленькими группами двигался по иерихонской дороге на праздник в Вифанию и к гробнице Лазаря. Погонщики-мукари наперебой предлагали своих измученных жалких осликов. И если их паломники брали сегодня, то, вероятно, ради воспоминания въезда Господня в Иерусалим на одном из предков этих животных. С небольшой компанией я предпочел идти на гору пешком, чтобы не стеснять себя при осмотре достопримечательных мест по пути. Обогнув русскую церковь святой Марии Магдалины, построенную в память покойной императрицы Марии Александровны, мы стали подниматься к месту вознесения Господня. Подъём был довольно крутой, и вначале пришлось восходить по иссеченной в скале лестнице. Кругом обычный желтовато-серый колорит. Палящее солнце над головой, камень под ногами и пыль в воздухе. Растительности очень мало. Справа и слева от дороги ограды из щебня и серые каменные дома с плоскими крышами. Мы оглянулись назад, на запад. Перед нами протянулся весь Иерусалим, окружённый лентой темно-серых стен с зубцами и башнями. На первом плане царит величественный купол мечети Омара. Правее можно разобрать купола храма Воскресения.
