на любые шаги вплоть до коллективной голодовки.
Он от имени партбюро пообещал за детсад побороться и отстоять его. Петр внимательно прислушивался к беседе, или по ихнему, это было обсуждение вопроса, и понял, что забота этих людей о детском саде возникла не случайно, что судьба детского сада только один эпизод в противостоянии этих добровольцев тому, что противно народу творится директором завода. Детский сад, как уяснил себе Петр, — вызревший нарыв, чирей, возникший на покалеченном заводском организме, доведенном до неспособности справиться даже с чирьем.
А эти вот люди, объединенные в партбюро, добровольно взялись за операцию нарыва на заводском организме, и, похоже, обсуждают эту операцию не только сегодня, почему каждый член партбюро и отчитывается о выполнении своего поручения, как бы друг другу докладывают, что удалось сделать по выполнению добровольно взятого на себя обязательства. И кто еще может при полном бесправии взяться за такое дело, как спасение детсада для детей рабочих, а, по сути, для самих рабочих? И рабочие, наверно, поймут на этом примере, кто настоящий их заступник, у кого искать помощи, совета и защиты от произвола грабителя.
Эта мысль, хорошо обозначившая суть события, взволновала Золотарева и вызвала у него чувство трогательной признательности к этим простым рабочим и инженерам, его заводским товарищам, отличающимися от него только тем, что объединились в партбюро и способны побороться за общее дело.
Полехин тоже докладывал о выполнении своих обязательств со своей стороны, он походатайствовал в районной администрации и уговорил руководство не допустить закрытия детсада, не потерять его здания, взять детсад на районный бюджет. Ему обещали все это сделать в ближайшее время. Дальше он будет подталкивать юридическое оформление передачи детсада на районный баланс. Костырину следует настроить сотрудников детсада на такой вариант сохранения детсада, а заводским товарищам именно в таком направлении надо поработать в дирекции завода и профкоме.
Члены партбюро прикинули предложение Полехина, пообсуждали его, дополнили что-то свое, и получилось общее решение, состоящее из конкретных поручений всем вместе и каждому в отдельности. Если вдуматься, то получилось не решение или свод поручений, а общее товарищеское обязательство с добровольным персональным желанием вложить свои силы в общее дело. И это общее обязательство, и персональное желание инженер Костырин записал в свою книжку как партийное решение. И было совершенно неважно, что оно было принято на скамейке в заводской аллее от имени и по поручению членов парторганизации.
Петр Золотарев смотрел на своих товарищей по классу, рабочих, и думал: какие люди рядом с ним сидят? Ради чего они взяли на себя заботу: о детском саде? Зачем связывают свою жизнь, и без того нелегкую, с судьбой работников детсада и положением ребятишек? И вообще, зачем создали свое партбюро и собираются на его заседания на этой скамейке? Зачем все это инженерам Полехину, Костырину и простым рабочим, неужели только потому, что назвались в свое время членами компартии?
Не мог Петр Золотарев дать ответы на эти свои вопросы. Не мог найти ответы нынче, в безработное время потому, что раньше, в советское время, не понимал, не видел или не хотел видеть и понять по- своему характеру практической роли парторганизации на заводе, в жизни рабочего заводского коллектива. А президент Ельцин и директор завода Маршенин понимали и видели эту роль коммунистов, почему и запретили на заводе парторганизацию и вынудили ее партбюро заседания свои проводить на скамейке в аллее к проходной, хорошо, что еще аллею не отняли вместе с заводом.
Нет, не мог Петр постичь суть своих вопросов и дать на них самому себе ответ и на душе у него появилось два различных чувства: одно какое-то стыдливое оттого, что не мог сам для себя найти ответы на простые вопросы, а другое — легкое, светлое и радостное оттого, что увидел людей из рабочих, из числа своих товарищей, которые по доброй своей воле берут на себя обязанности помогать рабочим уберечь завод и его детсады, и обязательства свои называют партийным решением.
И снова в сознании Петра возник вопрос: если это так, то тогда, что и кто есть партия коммунистов в нынешнее время? Над такими вопросами ему надо думать и крепко думать над тем, о чем раньше и мыслью не задавался. И если вдуматься, то можно увидеть, что в советское время он жил за плечами этой самой партии, которой нынче место для заседания партбюро на скамейке в аллее к проходной.
Рабочие, пришедшие с завода, выполнив свои обязанности, распрощались и ушли обратно на завод, они сегодня еще там имели работу. Костырин дописал протокол заседания в своей книге Календарь- ежедневник. В ожидании конца записи Полехин обратился к Петру:
— Вот такие дела, Петр Агеевич, не поможем сами себе, никто не поможет рабочему человеку в буржуазном государстве. Антинародное правительство уже обанкротилось само в своих реформах и народ к тому же подвело. И не только к банкротству подвело, а поставило рабочий люд под двойной гнет — разорение и беззащитность.
Полехин помолчал, поднял голову на деревья аллеи. Апрель нынче был теплый, старался перед маем и землю прогреть, и деревья распушить, и травку позеленить. Деревья на аллее, кажется, уже совсем ожили после зимы — тополя сплошь одели ветки маленькими листочками, еще немощными, сморщенными, но уже зеленеющими. Каштаны на всех ветках выставили на солнышко набухшие кулачки почек, которые только и ждут теплой ночи, чтобы растопырить свои пальцы. А там все в рост пойдет, так что май получит все уже в движении, и только будет подогревать и подпитывать солнцем и своими дождями, которые не напрасно зовутся майскими — значит живительными. Но для рабочих за майским солнцем и майскими дождями ничего на заводе живительного в мае не станется, напротив, еще больше все помертвеет. Это уже от четвертого детского садика администрация завода отказывается и не думает, а что будет с малышами, на что их выбросят, коли у родителей нет возможности ни смотреть за ними, ни кормить, — снова заговорил Полехин печальным голосом, а в выпуклых глазах его светилась безнадежная грусть, отражая душевную боль.
Петр вдруг понял эту полехинскую боль как свою и душой присоединился к Полехину. А тот продолжал говорить, не жалуясь, не взывая к сочувствию, а как бы докладывая бывшему знатному мастеру, по- прежнему имевшему право на получение доклада от секретаря партбюро цеха.
— Вот и приходится парторганизации вступаться за рабочих, помогать и в детсадовской заботе, идти на поклон к другой администрации. Понаделали, видите ли, администраций вроде как подарков понадовали рабочим людям за то, что уступили буржуям свои Советы. А на поверку все поставили над народом — барахтайтесь люди в буржуазном дерьме. Правда, районная администрация еще ближе к людям, слышит их вопли, старается помогать, чем может, и детсады не оставляет в беде.
Костырин подал Полехину протокольную запись. Тот прочитал протокол заседания, подписал и вернул книгу инженеру. Костырин без дальнейших слов распрощался и торопливыми шагами ушел.
Полехин и Петр еще посидели и поговорили о делах на заводе, где ничего утешительного не было, а рабочие живут мало того, что без зарплаты, но, главное, под постоянным страхом увольнения.
— Вот тебе, Петр Агеевич, и хозяева-акционеры. Ты еще не продал свои акции? А то многие уже обменяли свое право хозяев на хлеб насущный.
— Нет, я еще не продал, а потом, кто их купит?
— О-о, какой ты наивный человек! — засмеялся Полехин. — Те же и покупают, даже через подставных лиц, у кого с самого начала их было по 200–300, а теперь по 1000–2000 держат — акциодержатели! Это все же ценные бумаги, в них изначально заложена стоимость заводской недвижимости и дивиденды от добавочного труда рабочих, они имеют ценность на биржевых торгах… Ну, пойдем, ты куда идешь? И они разошлись к своим троллейбусным остановкам.
Станок от сельского кузнеца
Подходил май. Приближался он для людей с трудностями, с ощущением камня на душе, с мятущимися мыслями и болями в голове. Когда-то не только по молодости, а по всему строю жизни, по самому настрою души Золотаревы воспринимали этот месяц как новый трепет жизни и ее, жизни, цветения, а в душе ощущалась радость счастья. Цвела не только природа, закладывая семя для продолжения жизни, — цвела их душа, радуясь ясному, желанному будущему. А приближение красно-зеленых майских праздников переполняло их сердца прямо-таки торжественным песнопением. И вдруг все переменилось, жизнь
