Я не стал выяснять, какой смысл он вкладывает в слово «прелестная» — восхищение или презрение, — просто последовал его указанию. От меня не ускользнули выразительные взгляды двух девушек, также находившихся в комнате. Я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Фанни — «Гроза киноиндустрии» — имела отдельный кабинет. Перед дверью я сделал глубокий вдох, сказал самому себе: «Спокойно, Скотт» — и вошел.
Старая крыса с тупым круглым лицом взглянула на меня своими белесыми пустыми глазами. Она еще не догнала по весу Бондхелма, но наверняка догонит, как только перевалит за сорок. Она что-то читала, сидя за столом орехового дерева — готов побиться об заклад, свою собственную колонку.
Она выглядела настоящим чудищем, с руками как грабли и с физиономией, напоминающей лоханку для мытья посуды. Наверняка она принимала участие во всех шабашах ведьм; дайте ей метлу, и она тут же полетит.
Не сводя с меня пустых глаз, голосом чревовещательницы она вопросила:
— Что вам угодно?
Я решил не грубить. Возможно, эта ведьма в самом деле верит своим измышлениям. В конце концов, согласно юриспруденции, сомнения толкуются в пользу обвиняемого.
— Доброе утро, мисс Хилман, — вежливо сказал я. — Моя фамилия Скотт. — Я выдавил из себя самую любезную улыбку, на какую только был способен. — Я выполз из своей раковины, чтобы уладить недоразумение — это по поводу вашей статьи в сегодняшней «Крайер».
Она цокнула зубом, и мне стало ясно, что она знает, кто я такой.
— Я занята, — отрезала она. — Нельзя ли покороче?
— Хорошо, мадам, я буду краток.
Она не церемонилась со мной. А я так старался быть вежливым, что был готов чуть ли не пощекотать ее под подбородком. С грохотом захлопнув дверь, я так решительно направился к ее столу, что она даже вздрогнула и отшатнулась в своем кресле на несколько дюймов.
— Суть дела совершенно очевидна, не так ли? Во-первых, мне не нравится, что мое имя попало в вашу грязную колонку. Во-вторых, я ненавижу клевету и злословие. В частности, я возражаю против утверждения, что местный обезьяночеловек заставил меня ползать от страха и что я отказался вести дело. Трудно зарекаться на будущее, но пока ничего подобного не произошло.
Она заговорила елейным тоном:
— О каком деле вы говорите, мистер Скотт? Я уверена, что ваше имя не упоминается в моей колонке... Грязной колонке, как вы изволили выразиться.
Я мертвой хваткой сжимал «Крайер» с ее статьей и сейчас положил газету перед ней, чтобы подтвердить сказанное мною. И тут я понял, что мое имя в статье действительно не упоминалось.
Заметив мое колебание, она самодовольно ухмыльнулась, а я продолжал напирать:
— Разве не очевидно, о ком вы говорите?
— О ком, мистер Скотт? Скажите мне, о ком я говорю?
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду!
Она явно решила преподать мне урок грамматики. Мне казалось, что мой череп вот-вот расколется от ярости. Сделав вдох сквозь крепко стиснутые зубы, я сказал как можно тише и спокойнее:
— Послушайте, вы же знаете, что это я — тот, кого... кому... черт бы вас побрал!
Она была просто на верху блаженства. Мне очень редко приходилось бывать в ситуации, в какой я оказался по вине этого омерзительного чудовища, и о мирном завершении разговора теперь не могло быть и речи.
Я сделал пару глубоких вдохов и продолжал:
— Мисс Хилман, я не знаю, где вы почерпнули вашу информацию, хотя и догадываюсь, но поверьте мне, это фальшивка. Имейте в виду, именно я вызвал полицию, и это не прибавило мне популярности; кроме того, по поручению своего клиента я расследую убийство Зои Таунсенд. Можете использовать эту информацию в своей колонке бесплатно.
— Боюсь, она не представляет большого интереса, мистер Скотт.
— Да? Возможно, вы правы. Значит, не будете печатать? — Не дождавшись ответа, я добавил: — Я пришел, чтобы вежливо попросить вас исправить ошибочное представление о положении вещей, которое возникает при чтении вашей заметки. Серьезно говоря, она может нанести мне ущерб. Что вы скажете на это?
— Это абсурд. Если это все...
— Вовсе нет. Откуда вы получили эту информацию? От Кинга? Наверняка от кого-нибудь, замешанного в этом деле. Кто-то из них позвонил вам.
Она снова цокнула зубом.
Упираясь влажными ладонями в стол, я подался всем корпусом вперед.
— Неужели вы печатаете все, что слышите? Неужели вам достаточно одного телефонного звонка? Тогда у меня есть сногсшибательные новости: Эва Гарднер только что застрелила Энтони Идена; Эйзенхауэр сознался в преступлении; Папа Римский принял кальвинистскую веру; Артур Годфри...
— Прекратите, мистер Скотт! — Ее лицо из бледного сделалось таким же красным, как мое. — Убирайтесь отсюда! — завопила она. — Я не собираюсь слушать эту...
Это был конец. Незачем себя обманывать, Фанни и я никогда не будем смотреть одинаковыми глазами в ее замочную скважину. Я повернулся, чтобы уйти, а она, убедившись, что выстояла в этой битве, еще раз, чисто по-женски, повернула нож, вонзенный мне в спину:
— А если бы я писала о вас в своей колонке, мистер Скотт, что бы вы тогда сделали?
Я глянул на нее через плечо:
— Как насчет того, что я доставлю убийцу Зои завтра в ваш офис? Чтобы вы могли рассказать о подробностях этого дела?
Злобное выражение вдруг исчезло у нее с лица — от этого она стала еще более безобразной.
— Вот как? — сказала она ледяным тоном. — Значит, вам уже известен убийца? Прекрасно, мистер Скотт! Теперь у меня уже есть кое-что для моей очередной колонки.
— Эй, подождите минутку... — спохватился я, сообразив, что проиграл.
Я ушел, не закрыв за собой дверь. Раньше между Фанни и мной не существовало никаких отношений, но отныне мы были в состоянии войны.
Проходя через соседнюю комнату, я снова привлек всеобщее внимание, ответив на него злым взглядом. Я уселся в «кадиллак» и, сделав запрещенный поворот на сто восемьдесят градусов посреди улицы, вернулся в ресторан «Лайл», съел фанерный сандвич и выпил две чашки коричневой бурды, после чего снова вскочил в машину, раздраженно дергая рычаг переключения передач, и рванул вперед как сумасшедший.
Как раз когда я набирал скорость, раздался какой-то удар по корпусу машины и я подумал, не сломалось ли что-то внутри «кадиллака» или я, может быть, сбил прохожего. Если это прохожий, хорошо бы он оказался одним из преданных поклонников Фанни. Но зеркало заднего вида показывало, что дорога позади в порядке, а мотор нежно мурлыкал.
Через двадцать минут, остановившись перед студией Дженовы, я уже чувствовал себя нормально. Конечно, мне было немного досадно, что я так разгорячился, но, даже не считая сегодняшней «Крайер», моих претензий к Фанни Хилман хватило бы на несколько лет вперед. А теперь их хватит на всю оставшуюся жизнь.
Выйдя из «кадиллака», я захлопнул дверцу и несколько секунд рассматривал сияющую черную поверхность автомобиля, чувствуя, как пересыхает у меня глотка. Теперь я понял, что означал звук, привлекший мое внимание.
В кузове машины была аккуратная круглая дырочка — очевидно, пулевое отверстие — как раз там, где я находился перед тем, как с дикой скоростью отъехал от ресторана. Видимо, нужно сказать спасибо Фанни хотя бы за одно это: от разговора с ней я пришел в бешенство, и это спасло мне жизнь.
Глава 7
Исследуя отверстие в корпусе машины, я вспомнил, что не слышал звука выстрела. Конечно, я мог его не расслышать, если в этот момент переключал скорости. У меня возникло много вопросов. Прежде всего, почему началась охота за мной? В течение последнего получаса кто-то попытался убить меня и был
