сказал тот усатый, который лазил за ним в болото. Это был генералмайор Турчилов, начальник томского гарнизона. — Господин Бакчаров, это вы? — спросил он, щурясь от сомнения.
— Ох, как же это вас, барин, угораздилото? Господь Вседержитель! Никак с белым светом прощаться удумали? Да что же это такоето? Смотрите, покрылся пупырышками, хоть на ярмарке показывай!
Окоченевший учитель, ничего не слыша, рассматривал, словно впервые, свои одеревеневшие от длительного напряжения и стужи тонкие кисти.
— Как бы там ни было, господа, — вздохнул генералмайор, не дождавшись ответа, — разведите костер, немедленно достаньте одеяла и водки!
Бакчаров, не в силах вымолвить ни слова, в тупом изумлении окинул взглядом лица суетливо заботящихся о нем людей. Потом, ничем не содействуя им, позволил укутать себя.
Металлическая кружка стукнула о зубы, с клокотом совершил он горько ударивший в нос глоток и сам не понял, то ли притворился, то ли по правде потерял сознание. По крайней мере, в этой суете ему было удобнее так себя чувствовать.
Глава восьмая
Великий пожар
Авл проводил своих пленниц до Эфеса и остался в местной гостинице. Ему было грустно не столько изза того, что пришлось так поступить с возлюбленной, сколько изза того, что им вновь пришлось расстаться на длительный срок. Он выпил вина и потом не мог уснуть, так и просидел всю ночь под звездным небом на террасе, глядя на отражение луны в Эгейском море и думая о прекрасной Олимпиаде. Ему казалось, что она поет ему песни, и он боялся, что когданибудь забудет и не сможет так ясно услышать у себя в голове этот голос.
К вечеру Авл вернулся в свой родной город Милит. Нигде не останавливаясь, он посетил своего старого товарища и поручил тому продать дом Олимпиады, подписав необходимые грамоты и пообещав щедрые комиссионные. Потом приехал к дому, на дверях которого была табличка, объявляющая, что хозяйки не будет около двух недель. Он вошел в пустое помещение, снял доспехи, разжег камин и сел перед ним с сосудом вина. Еще идя через сад, он услышал отдаленные раскаты грома и, принюхавшись к запаху надвигающейся грозы, усмехнулся.
Авл слушал раскаты грома, временами отрываясь от еды, чтобы посмотреть на сверкающие молнии. Затем, туго затягивая ремни, неспешно облачился в доспехи, спустился в сад и подошел к коню. Прицепил к седлу шлем, похлопал и погладил животное, немного поговорил с ним и, оседлав, выехал за ворота.
Улицы были совершенно пусты, по ним бурлили грязные ручьи. Авл доехал до места, где собирались христиане. В большом саду, который окружал дом христианских собраний, было полно преторианцев. Центурион въехал в аллею и с интересом наблюдал за бесшумной возней солдат. Потом он свернул в чащу и увидел, что и там много воинов, уже занявших свои позиции.
Авл проехал в глубь сада — ближе к дому, чтобы потеряться среди конных преторианцев. Пешие солдаты торопливо обкладывали связками хвороста грубые стены здания, а всадники сетовали на то, что он совсем сырой. Какойто нервный капитан подскочил к Авлу.
— Легионер! — пренебрежительно сказал капитан, глядя на красный цвет его амуниции. — Немедленно покиньте сад, здесь действуют преторианцы!
Авл не обратил на него внимания. Преторианец промолчал, еще раз пристально посмотрел на Авла, объехал его кругом и ускакал.
Сквозь деревья Авл увидел, что на небольшой полянке в саду суетится пехота, устанавливая легкие осадные катапульты. Он заметил, что у той стены, где была зала для богослужений, творилось чтото интересное: солдаты собирали длинную тонкую трубу из нескольких составных частей, вставляя одну в другую медные трубки.
С помощью двух лошадей и троса с одного из окон, больше похожего на бойницы, сорвали решетку. Затем солдаты принесли длинный тонкий дубовый таран с железной головой льва на конце и обрушили витраж внутрь. В выбитое окно просунули неровную и слегка прогибающуюся трубу так, чтобы раструб оказался внутри помещения.
Вдруг к Авлу подскочил тот самый преторианец, что пытался его прогнать.
— Капитан Авгур Младший! — приветливо улыбаясь, представился он. — Не хотите заняться делом? Надо снять с правого фланга сотню пехотинцев и построить их в коридор у выхода, — сказал преторианец.
Авл, нагловато улыбаясь, кивнул и поехал следом.
Во время ночной службы, гдето за полчаса до обрушения окна, дьякон стремительно пробрался через ряды молящихся и взошел на горнее место к епископу Антипатру. Дьякон сообщил епископу общины о том, что происходит в саду вокруг здания. Епископ дал несколько распоряжений и, отпустив дьякона с благословением, закрыл глаза и надолго замер.
В собрании было около шестисот человек. Все сидели на устланном коврами полу во мраке мало освещаемой базилики.
— Дорога в очах Господних смерть святых Его! — возглашал дьякон, выйдя на середину.
— Что воздам Господу за все благодеяния Его ко мне? — хором ответствовал народ.
В это время в зале, где молились люди, с грохотом рухнул витраж, и из окошка, шевелясь, показался чудовищный медный хоботок.
— Воспомяни меня, брат и сослужитель, — будто ничего не замечая, говорил Антипатр дьякону, теперь стоявшему подле него.
— Да воспомянет Господь Бог священство твое во Царствии Своем, — отвечал дьякон своему епископу.
Авл уже выстроил солдат в две стоящих лицом к лицу шеренги. В конце этого коридора солдаты установили позаимствованную в соседнем саду мраморную статую. Это было изваяние Геры, царицы богов, что у римлян именуется Юноной.
— Святым во славе воздастся хвала, — пели в собрании, — и возрадуются они на ложах своих.
— Воспойте Господу новую песнь, хвала ему в собрании святых.
Во время всеобщего пения появился странный хрипящий металлический звук, в котором вскоре стали различаться слова:
— Именем цезаря приказываем покинуть здание и поклониться законным богам империи! — будто бы из другого мира повелевал гнусавый голос. — Именем божественного Августа поклонившимся законным богам гарантируем жизнь!
— Братья возлюбленные! — воскликнул Антипатр после принятия Даров, натужно улыбаясь своим старческим ртом. — Христос ныне посреди нас!
— Есть и будет! — хором отвечали собравшиеся люди.
Вдруг служба на секунду прервалась, и Антипатр увидел, как под звуки медного хрипения хоботка люди начали подниматься и, потупив взоры, неспешно покидать помещение.
Дьякон, растерянно глядевший на редеющее собрание, вдруг опомнился и воскликнул:
— Со страхом Божьим и верою и любовью приобщитесь! — И поднял над народом святую Чашу.
А Антипатр воскликнул:
— Чада мои, в следующий же час будем уже со Господом! Ибо Он уже пришел и стоит у дверей сердец наших! Теперь, кто хочет, пусть берет даром.
Ушедших из собрания прогоняли через коридор из солдат. Когда христиане добегали до статуи богини
