«Стой! Останови его. Ты же сейчас нарвешься прямо на колья!» – раздался из глубины сознания крик Селима. Но василиск уже напоролся покрытой тонкой чешуей петушиной грудью на колья изгороди. Сознание Ольги пронзила острая боль. И колья, вспыхнув ослепительно-синим пламенем, превратились в пепел, осыпавшийся на петушиные ноги. Василиск двинулся дальше, и теперь у него на пути была собачья конура и прикованная к ней цепью огромная собака.
«Выходит, и собака с конурой, если я о них ударюсь, тоже сгорят?»
Ольга снова напрягла все свои силы – если не удастся остановить неумолимое движение василиска, так нужно хотя бы отклонить его в сторону. «Левее. Еще левее, с каждым шагом». Огромная немецкая овчарка с испуганным визгом пятилась от чудовища с головой петуха и драконьим хвостом. Конура проплыла в опасной близости справа. Но все-таки мимо.
Но не успел у Ольги вырваться вздох облегчения, как что-то острое ударило ее по лицу и по горлу. У нее не хватило времени даже испугаться. Только пронзительная боль по всему телу – и преграждавшее дорогу дерево, вспыхнув ярким пламенем, рухнуло под ударом уже раненной заборными кольями петушиной груди. Теперь на пути был дом, на крыльце которого, в немом крике распахнув рты, застыли две женщины и маленький мальчик.
«Господи, лишь бы они действительно забыли все, посмотрев василиску в глаза... Нельзя! Не смей оставлять их без крова!» – И она попыталась заставить василиска снова двинуться левее, чем он шел раньше. Из дверей на крыльцо выскочил мужчина. Что-то страшное с тлеющим фитилем было в его руках. Он, опершись о перила крыльца, направил это прямо в единственный глаз василиска... Все, что она успела, – дернуть шеей и закрыть голову крылом.
Что чувствует живое существо, в которое стрельнули крупной дробью?.. Ее всю передернуло от прожигающей насквозь боли. Ноет в израненной шее, кровавые ошметки вместо крыла. Все это она отметила краем сознания. Но все затмил ужас от созерцания дома, мимо которого она проходила. Дома, пылающего теперь нестерпимо ярким синим огнем, пылающего вместе с крыльцом и со стоящими на крыльце людьми. Стрелявший из мушкета мужчина, две женщины и маленький мальчик! Четыре ярких, заходящихся от крика, живых факела, которые невозможно уже ничем потушить.
Это была уже ЕЕ боль. Такая, что под василиском вспыхнула трава и, кажется, сама земля.
«Налево! И теперь только как я скажу, – гневно приказала она, мысленно сжав зубы, сжав в кулак все нахлынувшее отчаяние и ненависть. – Цебеш! Это ты меня звал. Вот, я уже иду. Попробуй, только осмелься. Стрельни ТЫ в меня из мушкета».
Она заставила василиска выйти на улицу и шагала теперь к до боли знакомому дому. Там, за калиткой, уже скрылся водяной. Она не знала, что сделает со Стариком, когда дойдет до него. Но она хотела бы заглянуть в его вечно уверенные в собственной правоте глаза. Еще кто-то стрельнул в нее из мушкета. Правую ногу пронзила боль. Стало труднее идти, а где-то справа и сзади вспыхнул еще один яркий факел.
Дом Цебеша был уже совсем близко. Дверь – та самая, которую Ольга подпирала чурбачком, чтобы запереть водяного, – открылась, и прямо на нее торопливо двинулась грузная фигура с жабьим лицом. Вперемешку ужас и ярость. Водяной, направленный, она знала теперь наверняка, злой волей Цебеша, шел ей навстречу, протягивая вперед свои черные, прочные, как камень, пальцы. Он весь был вода, камень и морок, или все же здесь есть чему гореть? Этот вопрос пугал Ольгу, но уже не мог ее остановить. Вот монстр уже совсем близко. Водяной обеими руками схватил василиска за горло, чтобы свернуть тонкую петушиную шею. Но боль пронзила ее раньше, чем хрустнули шейные позвонки, ей стало больно сразу же, как только водяной к ней прикоснулся. Ведь шея изранена дробью... И камень с водой вспыхнули. Тяжело и натужно, но потом все ярче и ярче.
Василиск, оставляя за собой след из слизи и крови, перешагнул через горку пепла и направился к дому. «Цебеш! Теперь твоя очередь сделать мне больно».
Теперь ни ее, ни василиска никто не звал. Дом был пуст. Цебеш просто сбежал. Испугался.
«Стой, Ольга! Остановись. Теперь уже ничего нельзя сделать. Возвращайся назад».
«Но они убьют это несчастное магическое существо... Каждый, кто причинит ему боль, сгорит в огне, но они все равно его убьют».
«Уходим. Тут уже ничего нельзя сделать... Ну! Что же ты?»
«Я стараюсь. Что надо сделать, чтобы вернуться?»
«Просто захотеть вернуться. Это как проснуться от страшного сна. Просто захотеть!»
«Я хочу. Хочу проснуться с того момента, как вспыхнул тот дом... Почему же?..»
«Не сдавайся. Давай! Еще раз попробуем вместе. Если ты сейчас не вернешься в свое тело, оно погибнет. Старайся! Стара...»
Глава 17
Гнетущая тишина обрушилась на нее. Ни голоса Селима, ни криков на улице. Только пылает в камине огонь и занимается отчего-то огнем крыша дома. А она стоит растерянная, запертая в теле израненного и увечного от рождения магического существа, которому так и не смогла помешать появиться на свет. Жизнь медленно утекает из огромного тела полуптицы-полудракона.
«Не суметь вернуться – значит погибнуть, – вспомнила Ольга. – Вот, оказывается, как связана моя судьба с этим василиском».
«Сама ты действительно не сможешь вернуться», – пропел холодный ветер. Тот самый холодный ветер, что преследовал ее в снах, когда она видела Марию, тот самый, что срывал с губ Цебеша черные слова заклинаний. И язычки огня в камине испуганно забились, и, кажется, даже затихло гудение пламени на крыше. Подсвечник, сбитый со стола неловким движением василиска, падал невыносимо медленно.
«Просто замедлилось время. Так, говорят, бывает перед смертью».
«Ты еще жива. Неужели ты так легко сдашься?»
«Но что же мне делать?.. И кто ты? Почему я тебя не вижу?»
«Меня здесь еще нет. Но я скоро буду. Ты должна мне в этом помочь».
Сердце Ольги бешено заколотилось.
