попросил ее организовать чайку, но запротестовал, когда она хотела перестелить постель: дело в том, что под одеялом у него была припрятана фляжка с коньяком. Богданов вошел; он принес торт и какое-то диетическое угощение. Надежда Константиновна организовала чаек и удалилась: идеальная супруга, она старалась не присутствовать при мужских разговорах.
— Как же вас пропустили, батенька? — спросил Ленин.
— Начальник охраны мне кое-что должен. Я его дочке абортец организовал — так, чтобы все шито- крыто...
— Шито-крыто! — фыркнул Ленин. — Буржуазные предрассудки...
— Да, никак их не изжить, — согласился Богданов; видно было, что он думает совсем о другом. Он вдруг нервно огляделся по сторонам, наклонился ближе к Ленину и прошептал еле слышно, одними губами:
— Ильич, скажите честно: ведь вы не больны?
— Нет, — ответил Ленин. Он и сам не мог бы объяснить, почему вдруг решился открыться Богданову.
— Отлично! — обрадовался тот. — Я ведь, Ильич, все понимаю... Многие понимают.
— Помогите мне бежать, доктор!
— Легче легкого. — Богданов пожал плечами. — Мы подкупим того же начальника охраны...
— Нет, нельзя! Ежели бы все было так просто, я бы давно удрал, — сердито отвечал Ленин. — Они схватят Надю, начнут ее трясти... А с собой я взять ее не могу — она уже немолода, здоровья слабого; она не выдержит на нелегальном положении и недели. Надо что-то выдумать эдакое...
В тот вечер ничего «эдакого» они не выдумали; но пару недель спустя Богданов пришел снова и с порога заявил, что нашел способ. Глаза его горели, как у безумца; Ленин вспомнил, что большинство окружающих давно уже предполагали, что у доктора не все дома, и испустил вздох разочарования. «Какую- нибудь завиральную чепуху сейчас расскажет... Ну, пусть... Будет хоть над чем посмеяться...» Он спросил Богданова, что же это за способ.
— Слушайте, Ильич, я... я уже больше двух лет работал над одним изобретением медицинского характера... Это изобретение должно было перевернуть всю науку! И я наконец добился результата! Это грандиозно, немыслимо! Но это — есть!
— Да о чем вы, батенька?
Богданов сделал строгое лицо, нагнулся к самому уху мнимого больного и прошептал:
— Ильич, я изобрел живую и мертвую воду! Это препараты, полученные на основе человеческой крови...
— Ну-ну... Доктор, я давно вышел из того возраста, когда верят в сказки.
Но Богданов, горячась и брызгая слюною, принялся уверять, что это вовсе не сказка, а современнейшее научное достижение; можно называть изобретенные им снадобья как угодно, но суть их действия заключается в следующем: «мертвая вода», если ее выпить, замедляет все реакции в организме до такой степени, что человек внешне выглядит как труп и не испытывает абсолютно никаких физиологических ощущений, но при этом остается жив, хотя и без сознания.
— Жаль, что я не сделал этого изобретения раньше, — прибавил он. — Тогда бы с Бауманом не получилось такого конфуза.
— Да уж...
— Кроме того, — сказал радостно Богданов, — «мертвая вода» оказывает эффект омоложения и оздоровления.
— Угу, — буркнул Ленин. — Много радости от вашего омоложения, ежели так и будешь лежать бесчувственной колодой.
— Вы меня не дослушали. Вы выпьете «мертвую воду», вас похоронят...
— Спасибочки!
— Да перестаньте же меня перебивать, невежа вы этакий! — воскликнул выведенный из терпения ученый. — Врачи констатируют смерть, вас похоронят, произнесут речи... А я потом вытащу вас из гроба и дам выпить «живой воды». Вы сразу очухаетесь и будете как новенький — на двадцать или даже двадцать пять лет здоровей и моложе прежнего. И пойдете себе спокойно, куда вам вздумается. Между прочим, не исключено, что вы сделаетесь бессмертным; этого я пока проверить не мог, ибо всего несколько месяцев тому назад сделал свое открытие.
— Так вы... вы уже проверяли ваши зелья?
— Да; на кошках, — ответил доктор.
— На кошках!
— Старая, дряхлая, двенадцатилетняя кошка, которую я едва живою вырвал из рук Кобы, превращается в резвого котенка! Бегает и играет! У нее даже заново вырос хвост!
— Хвост — это, конечно, впечатляет... — пробормотал Ленин. — Но, доктор, я-то не кошка...
— Физиологические реакции всех млекопитающих однотипны. Вы же верите в теорию Дарвина?
— Да чорт ее знает, — отвечал Ленин. После того, как ему явился призрак Троцкого, он из материалиста превратился в убежденного агностика и сомневался во всем — иногда даже в собственном существовании. — Знаете что, Богданыч? Я пока не готов. Давайте как-нибудь по-простому. Воду свою на ком другом опробуете, а уж я найду способ уйти...
— Я рабочий, — повторял рабочий. — Я кузнец. Кузнец, Ильич!
Вероятно, им сказали, что Ленин глух. Идиоты! Рабочую делегацию допустили к нему только для того, чтобы рассеять слухи о его болезни и пресечь панику. Поговаривали, что Ленин неизлечимо болен, утратил рассудок, а без него все покатится в тартарары! Рабочие всегда полагали, что пока Ленин жив — им ничего не угрожает. Первая такая паника прокатилась по России, когда в него стрельнула бедная глупышка Фанни — дай бог ей здоровья и счастья в личной жизни... Рабочие тогда настолько перепугались, что ему, еще бледному от ранения, пришлось, дабы их успокоить, вторично выступить у Михельсона и рассказать анекдот с того самого места, когда его прервал выстрел.
— Я кузнец, — повторял кузнец. — Мы скуем все, намеченное тобой.
Ленин пристально вгляделся в рабочего и чуть не отшатнулся. Это был Лепешкин, чистый юноша Лепешкин, с которым они когда-то так отлично провернули бауманское чудесное воскрешение!
Он крепко обнял Лепешкина и прошептал ему в самое ухо:
— Стоять смирно, Яшка! Ты давно в кузнецах?
— С десятого, — так же шепотом ответил потрясенный Яшка. — Ты что, помнишь меня, Ильич?
— Не дергайся, идиот! Слушай, что ты сейчас сделаешь. Сейчас ты спокойно уйдешь и приготовишь мне жилье на первое время, а через месяц заберешь меня отсюда. Я потребую, чтобы тебя пустили в Горки. Сам вызову. У меня кое-какие дела остались. А потом я уйду, потому что здесь оставаться нет никакой возможности. Понял?
— Понял, — энергически закивал Лепешкин.
— Я тебя вызову, повезешь меня на прогулку. Подготовишь дыру в заборе. Я скажу, чтобы тебя отрядили чинить. Понял? И чтобы чисто у меня! Иначе я такое с тобой сделаю! Я все теперь могу!
— Я... Ильич... все намеченное тобой...
— Ступай, — громко и по слогам сказал Ленин, имитировавший в последнее время затруднения с речью. — Эта... эта... кузнец!
Все зааплодировали.
— Эта... эта... пусть кует!
— Что, что, Ильич?! — волновалась Надя.
— Забор... дыры там... зайцы... ходют... Ходют, ходют. Топ-топ. Ме-ша-ют мыс-лить.
— Всех расстрелять! — крикнул комендант Горок, бывший матрос Кулигин.
— Нель-зя, выстрелы мешают мыслить, — с усилием проговорил Ленин. Забор заделать. Эта, кузнец. Дать работать. Я знаю кузнеца.
Надя Крупская прочла много книг и знала, что иногда зрелище сильного, простого человека из народа помогает тяжелобольным. Лепешкина пустили работать на территорию Горок. Через две недели все было
