Крысолов

Озноб осенний в позднем ноябре
Листы стряхнул неторопливо.
Года, как листья, тоже в серебре,
А сердце и в годах — огниво.

Серебро означает, разумеется, седину — но не была никогда Ольга такой глупой, чтобы печалиться из-за этого. Тем более (острил Булен) ей надо было удирать из Парижа ланью: парижские леваки распустили слух про сотрудничество Буленбейцера с немцами. «Ты, Олюшка, не изменилась настолько, чтобы соответствовать паспорту мадам Жоффруа, который ты носишь с собой».

И, скорее всего (думала Ольга), он не подслащивался. Ведь опубликует же в 1952-м Вольдемар Алконостов в очередном сборничке стихотворений «Влюбленность»? В память о встречах в 1938-м, когда они познакомятся. Только познакомятся — всегда настаивала Ольга. Заметим, что это не «Влюбленность», позже ставшая знаменитой и единственной допущенной к печати — по настоянию супруги Алконостова. Впрочем, стоило ли ревновать? (Удивлялась Ольга.) Там — лиризм, философизм — влюбленность- бездонность; влюбленность-потусторонность, а здесь, в ее «Влюбленности» — милая шуточка…

Не говорите, что влюбленность
Лишь грустный поворот лица.
А если вас спасет бонтонность
Изысканного хитреца?

Когда увидите в жакете
Тугом заманчиво, когда
На обязательном банкете
Среди гостей вдруг молвит «да».

Или почудится? Пожалуй…
Как это грустно, господа.
Для Ольги вы всего лишь малый
Не без приятности, ну да.

Но вы ее подстережете
В послеобеденном саду.
«Вы легкие не бережете!
Позвольте, я вас украду!»

«Крадите…» — царственная ножка
В авто ступает не спеша.
Такая царственная кошка,
А по-французски — руаяль-ша.

Куда вам деть свою бонтонность?
Манеры, долг, мораль — куда?
Вы беззащитны, ведь влюбленность
Не остужают пудом льда.

Сказать ей: «Нимфа Лорелея»?
Ведь час прогулки пролетел,
Или намеком, но смелее,
Допустим, про слиянье тел?

«Измучила совсем влюбленность…»
«Я догадалась…» Что — тогда?
Лишь вздохи и недоговоренность…
«Так поцелую?» — «В щеку — да».

— А смотрите, — сказала Ольга (чтоб поддразнить?) Алконостову, — Какие поэзы мне написали в Москве — а я и не знала!

Алконостов удивился пасхально-яичным лицом и наклонился над страницей, которую вложил в гербарий Илья в день отъезда снова в Германию (а цветы они собирали, идя вдоль дороги, пока Булен их не нагнал):

Ты где по мокрому Парижу?
Тебя так далеко не вижу.
Листаю только я в Москве
Все телефоны: а, бе, ве…

— Да… — Алконостов потеребит листок: — В Москве такая бумага, что писать на ней для поэта — отвага…

— Сейчас он в Берлине…

— Тоже прескверный городишко…

Но твой ведь навсегда молчит,
Гудками плачет и-ит, и-ит, и-ит.
Покорны станьте, провода,
Как для Христа была вода.

— Засуньте в стихи Христа — получится красота…

— Это не предмет для шуточек…

Алконостов объясняюще ткнет пальцем в строчки.

Пусть я пойду по проводам,
Как он когда-то по водам.