улыбаться:
— Только кровь недавно убитой пантеры.
— Эту до конца не убили. Она жива и кусается.
Он отошел, потирая ладони, словно ученый-маньяк. Может быть, он хотел напоить меня, а может быть, он и был ученый-маньяк. Если кому-нибудь потребуется что-нибудь покрепче, то официантам придется ходить со шприцами в руках и колоть клиентов. Ничего более крепкого быть не может.
Но я ошибся. То есть в тот момент я просто не знал.
Лоана.
Огни померкли. Я отодвинул бокал, подумав, не начинаю ли я слепнуть. Но это просто пришло время шоу. Конферансье-гаваец вышел на площадку, на него направили луч прожектора. Он немного поболтал, что-то спел. Маленькая девушка ростом в пять футов управлялась с шестифутовым хула-хупом. Девушка- японка исполнила какую-то песню исключительно через нос.
И наконец конферансье сказал:
— Леди и джентльмены, малихинис и камаайнас, — наша несравненная Лоана!
Она вышла на танцевальную площадку. На ней было бледно-голубое холомуу — платье, которое носят многие гавайки, обтягивающее грудь, талию и бедра и потом свободно ниспадающее. Музыканты, сидевшие в глубине площадки, заиграли мелодию, которую мне раньше слышать не доводилось. Мягкая, нежная, немного грустная. Это был гавайский танец — хула, а не таитянский.
На площадке ничего не было, освещение напоминало лунный свет. И Лоана двигалась, как сама музыка. Бедра медленно покачивались, руки взлетали, а ладони как бы растворялись в воздухе. Длинные черные волосы свободно опускались на спину, прикрывая плечи. Губы ее шевелились, словно она пела про себя.
Это было редкое зрелище — развлечение, которое не только развлекает, но захватывает. Это было колдовство, движения ее — серебро в лунном свете, мягкие, как ветерок, нежные, как темнота. Она завораживала публику. И меня.
И все это лишь покачиванием бедер, движением рук, ладоней и пальцев? Этим и еще кое-чем. Мастерски исполненная хула всегда несет в себе частичку особой полинезийской прелести и очарования, которых нет в других танцах; но в исполнении Лоаны это было подлинное волшебство.
Я не отрывал от нее глаз, от находящихся в тени лица и тела, но внутренним взором я видел море и ночной прибой, песок под ее босыми ногами, пассат в верхушках пальм. Все танцы всех смуглокожих девушек с блестящими глазами от древних, древних времен на островах, не имеющих названий, до наших дней — все они сконцентрировались в Лоане, в ее крови, чреслах, руках и глазах.
Закончив танец, она слегка наклонилась вперед, сложив ладони перед грудью. Грохнули аплодисменты. Лоана выпрямилась, уронила руки вдоль тела и, улыбаясь, смотрела прямо на меня.
Бешено аплодируя, я кивнул ей.
Опять появился конферансье. Шоу продолжалось. Сначала кто-то пел, потом был комик с обычными шуточками. Потом мужчина с громадными мышцами в лава-лава[13] исполнил танец с саблями. Он танцевал вокруг сосуда из черного металла, из которого вырывалось пламя, сверкали острые кинжалы. Когда он ушел, пламя все еще вырывалось из сосуда.
И опять появилась Лоана. На этот раз не гавайская хула, а таитянский танец. Темп музыки участился, она стала громче и неистовей. Удары барабанов и «клик-клик» деревянных ударных, резкие аккорды струнных и хрип духовых инструментов. Неожиданно на площадке появилась Лоана, она почти вбежала, высоко держа голову, выдвинув высокую грудь и крутя-вертя бедрами в такт быстрой музыке.
И костюм у нее был другой. Сейчас на ней была лишь узкая полоска ситца на груди и два кусочка такой же ткани на бедрах — один спереди и один сзади. Они соединялись узлами с каждой стороны, низко опускаясь на бедра, ниже пупка спереди. Казалось, что повязка вот-вот упадет, соскользнет с бедер вдоль длинных блестящих ног.
Нет, это вам не грациозная хула. Это была дикая таитянская оргия содрогающихся грудей и бедер, неистовая сексуальная атака, воспламеняющая чресла, подлинный таитянский танец, заставляющий кровь кипеть.
Она двигалась по площадке, потом остановилась около сосуда с огнем, отблески которого затрепетали на ее изгибающемся теле, ступни оставались неподвижными, а все остальное тело содрогалось, вибрировало, повязка на бедрах колыхалась, груди трепетали. Она повернулась.
И вдруг все кончилось. Так же неожиданно, как появилась, она исчезла.
С минуту я не двигался, а потом подозвал официанта. Он подошел, улыбаясь.
— Еще один коктейль «Кровь пантеры», пожалуйста, — сказал я.
Через пять минут, пройдя вдоль края танцевальной площадки, около моего столика остановилась Лоана:
— Мистер Скотт?
Я встал и пододвинул ей стул:
— Шелл. Садитесь, пожалуйста.
Она переоделась. Сейчас на ней было темно-голубое холомуу с белыми пятнами. Она села и непринужденно спросила:
— Что это? — указывая на мой коктейль.
— 'Кровь пантеры'.
— О Господи.
— Да. На нем должна была быть предупредительная надпись: «Постоянным клиентам не подается». — Она засмеялась, и я добавил:
— Я не собирался брать второй, но после ваших танцев мне необходимо было восстановить силы.
Она улыбнулась:
— Так вам понравились мои танцы?
Я кивнул.
Улыбка ее стала шире.
— Я видела, что вы... сопереживаете.
— Неужели вы видели меня так хорошо?
— Да, я почти все время наблюдала за вами.
— Я этого не чувствовал...
— Да, вы не смотрели мне в глаза.
— Да, гм, если припомнить... Что вы делаете, когда освободитесь?
Теперь я посмотрел в ее глаза. Они были бархатные, почти такие же черные, как ее длинные густые волосы. Горячие глаза, в которых появилась улыбка, как и на ее теплых ярких губах. Мы еще несколько минут непринужденно поболтали. С ней было удивительно легко, и мне нравилось слушать, как она говорит. И по телефону у нее был низкий и мягкий голос, но сейчас он, исходя из ее уст, был золотисто- вибрирующий. Ока, легко смеялась шуткам, и только через какое-то время я упомянул имя Уэбба.
Сделал я это, спросив, видела ли она Уэбба на Гавайях.
— Да, видела. Он мне сказал, что только приехал и хочет убедиться, что я буду на празднике по случаю годовщины журнала. И все, мы с ним и говорили-то минут пять.
— Это было в его первый приезд? Где-то числа шестого-седьмого?
— Да, примерно так.
— Вы встретились здесь, в клубе?
— Нет, у меня дома. В «Пеле» я работаю всего четыре дня, с субботы.
— А перед этим вы где работали?
— В ресторане «Прибой» — в июне и июле.
— А в августе?
Она слегка нахмурилась:
— Я не работала, валялась на пляже — маленькие каникулы.
— На материк вы не ездили?
— Нет, а что?
Я улыбнулся:
