Стояла безлунная ночь, в конце улицы почти ничего не было видно.
— Не только.
— Все кроме моря. Моря не видно.
— Зато чувствуется запах. — Я его не чувствую.
Она ослабила объятия и отклонила голову.
— Звук колоколов разносится по всему городу, кажется, будто звонят из двух церквей.
— Думаю, их даже больше. В старинных городках всегда много церквей.
Внезапно до него дошел смысл сказанного, и он прислушался.
— Да, — радостно воскликнула Фринна. — Есть еще одна церковь.
— Не может быть, — возразил Джеральд. — Две церкви не стали бы упражняться в одно время.
— Я уверена. Левым ухом я слышу звон одних колоколов, а правым — других.
На улице они так никого и не встретили. Рассеянный свет газовых фонарей падал на каменный причал, небольшой, но явно не простаивающий без дела.
— Похоже, все население города звонит в колокола, — заметил Джеральд.
— Ну и молодцы, — она взяла его за руку. — Давай спустимся на пляж и поищем море.
Они прошли по каменным ступеням, которые испытали на себе и ласку, и гнев моря. Пляж оказался таким же каменным, как и лестница, только камни здесь были крупнее.
— Будем идти вперед, — заявила Фринна. — Пока не найдем его.
Будь Джеральд один, он бы повел себя более осторожно. Ноги скользили по огромным булыжникам, а глаза никак не могли привыкнуть к темноте.
— Ты права, Фринна, насчет запаха.
— Самый настоящий морской запах.
— Как скажешь.
„Больше похоже на запах гниющих растений, — подумал он, — наверное, поэтому камни такие скользкие“. Прежде ему не доводилось сталкиваться со столь сильным запахом.
Не стоило тратить силы на разговоры, идти рядом они не могли.
Они изредка перебрасывались словами, и после весьма продолжительного молчания Фринна с недоумением произнесла:
— Где оно, Джеральд? Что за морской порт без моря?
Она пошла дальше, а Джеральд остановился и оглянулся. Он чувствовал, что они преодолели приличное расстояние, но не ожидал, что оно окажется настолько большим. Безусловно, темнота обманчива, но фонари на причале, казалось, остались далеко за горизонтом.
Когда он повернулся и посмотрел вслед Фринне, в его глазах еще мерцали далекие огни. Он ее почти не видел. По-видимому, она ушла далеко вперед.
— Фринна! Дорогая!
Внезапно она громко вскрикнула.
— Фринна!
Никакого ответа.
— Фринна!
Потом раздался ее более или менее спокойный голос:
— Паника прошла. Извини, милый, я на что-то наступила.
Теперь он точно запаниковал.
— С тобой все в порядке?
— Кажется, да.
Спотыкаясь, он подошел к ней.
— Здесь пахнет еще хуже. — Отвратительный запах забивался в ноздри.
— По-моему, он идет от того, во что я наступила. Нога провалилась во что-то, и сразу появился запах.
— Не представляю, что может так пахнуть.
— Извини, дорогой, — с легкой иронией произнесла она. — Пойдем отсюда.
— Давай вернемся. Хорошо?
— Да, — согласилась Фринна. — Но должна тебе сказать, я страшно разочарована. Мне кажется, прелести побережья должны включать в себя и море.
По дороге назад он заметил, что она обтирает туфлю об камни, словно пытаясь счистить с нее грязь.
— По-моему, здесь вообще нет ничего хорошего, — заметил он. — Я должен перед тобой извиниться. Поедем в другое место.
— Мне нравятся колокола, — осторожно заметила она. Джеральд оставил ее замечание без ответа.
— Я не хочу проводить медовый месяц там, где ты бывал раньше.
Над пустынным мрачным пляжем раздавался колокольный звон. Теперь звук доносился со всех сторон побережья.
— Похоже, все церкви практикуются одновременно, чтобы отделаться сразу за одну ночь, — сказал Джеральд.
— Они хотят выяснить, чей колокол громче, — выдвинула свою версию Фринна.
— Осторожно, не подверни ногу.
Судя по всему, Фринна попала в точку — когда они подошли к причалу, грохот стоял оглушительный.
Вход в кофейню оказался таким низким, что Джеральду пришлось пригнуться, проходя под бревенчатой притолокой.
— Почему „Кофейня“? — удивилась Фринна, прочитав вывеску. — В объявлении сказано, что кофе подается только в гостиной.
— Здесь действует принцип lucus а non lucendo.
— Тогда понятно. Куда бы нам сесть?
Горел лишь один электрический светильник, торчащий из доисторического плафона. В гостиницах почему-то всегда используют лампочки небольшой мощности, чтобы они едва рассеивали мрак.
— Суть принципа lucus а non lucendo в том, чтобы называть белое черным.
— Вовсе нет, — раздался голос из темноты. — Как раз наоборот: слово „черный“ происходит от древнего корня, означающего „отбеливать“.
Им казалось, что они здесь одни, но теперь увидели невысокого мужчину, который сидел за неосвещенным столиком в углу. В полумраке он казался похожим на обезьяну.
— Признаю свою ошибку, — склонил голову Джеральд.
Они сели за столик под светильником.
— А что вы вообще здесь делаете? — снова заговорил человек в углу.
Фринне стало страшно, но Джеральд ответил спокойным голосом:
— Мы отдыхаем. Предпочитаем проводить отпуск в мертвый сезон. Полагаю, вы комендант Шоткрофт?
— Тут и полагать нечего. — Комендант неожиданно включил ближайший к нему светильник. Его столик был заставлен тарелками с остатками пищи. Джеральд вдруг понял, что он выключил свет, когда услышал их шаги у входа в кофейню. — Я все равно уже ухожу.
— Мы опоздали? — спросила Фринна, всегда стремившаяся смягчить ситуацию.
— Нет, не опоздали, — ответил комендант глубоким сердитым голосом. — Для меня готовят еду за полчаса до прихода остальных. Я не люблю есть в компании. — Он поднялся со стула. — Так что, надеюсь, вы меня извините.
Не дожидаясь ответа, он быстро вышел. У него были короткие седые волосы, скорбные глаза с набрякшими веками и круглое морщинистое лицо желтоватого оттенка.
Через секунду его голова вновь возникла в дверном проеме.
— Позвоните, — сказал он и снова исчез.
— Здесь и так все звонят, — усмехнулся Джеральд. — Однако, по-видимому, ничего другого нам не
