машины.
– И вам кажется, что все это верно, то есть мало-мальски связно?
– То, что он говорит, не выходит за пределы логики. Уж лучше бы выходило!
– Почему?
– Можно было бы решить, что он сам пытается что-то склеить из прочитанного. А тут он честно признается, что многого не понимает, и очень старается верно передать все, что понял. И еще одно: по мнению этого Чокки, нашу цивилизацию тормозит упование на колесо. Мы когда-то набрели на вращательное движение и всюду его суем. Только совсем недавно мы начали немного от него освобождаться. Откуда мальчику взять такую мысль?
– Ну что ж, - сказал я, - предположим, мы решили, что дело тут не в подсознании. Как же нам быть?
Лендис снова покачал головой:
– Честно говоря, сейчас я не знаю. Без всякой науки, просто так, я могу только повторить в самом буквальном смысле слова: 'Не знаю, что с ним'. Я не знаю, что или кто с ним беседует. Хотел бы я знать!
Мэри быстро и решительно встала. Мы сложили тарелки на столик, и она покатила его к дверям. Через несколько минут она принесла кофе, разлила его и сказала Лендису:
– Значит, вы не можете ему помочь, да? Больше вам сказать нечего?
Лендис нахмурился.
– Помочь… - повторил он. - Не знаю. Я вообще не уверен, что ему нужна помощь. Сейчас ему надо с кем-нибудь говорить о Чокки. Он не особенно привязан к Чокки, часто на него сердится, но узнает от него много интересного. В сущности, его беспокоит не столько сам Чокки - есть он или нет; его беспокоит, как бы сохранить тайну, и тут он прав. Пока что он доверил ее только вам. Мог доверить и сестре, но она, кажется, его подвела.
Мэри помешивала кофе, растерянно глядя на крошечную воронку в чашке, потом сказала:
– Теперь вы говорите так, будто Чокки существует. Не надо путать. Чокки - выдумка Мэтью, друг для игры, вроде Пифа. Я понимаю, это бывает, и беспокоиться нечего - до какой-то грани, а когда он переступит эту грань, беспокоиться нужно, это уже ненормально. Какое-то время нам казалось, что Мэтью переступил эту грань и с ним творится что-то неладное. Потому Дэвид и обратился к вам.
Лендис пристально взглянул на нее и ответил:
– Боюсь, я неточно выразился. Чокки совсем не похож на Пифа. Я хотел бы думать, как вы - да меня и учили этому. Я рад бы счесть это выдумкой. Ребячья выдумка, вроде Пифа, вышла из-под власти Мэтью - и все. Но я не могу спорить с очевидностью. Я не фанатик и не стану искажать факты в угоду университетским догмам. Чокки объективно существует - сам не пойму, что это значит. Он не внутри, а снаружи. Однако и я не так прост, чтоб вновь поднять на щит старую идею одержимости.
Он помолчал, покачал головой и продолжил:
– Нет. Разгадка не в этом. 'Одержимость' означала 'владычество', 'власть'… А здесь скорей сотрудничество.
– Господи, о чем это вы? - спросила Мэри.
Голос ее был резок, и я понял, что она потеряла последнее доверие к Лендису. Сам он, кажется, этого не заметил и отвечал ей спокойно:
– Помните, когда Мэтью болел, он просил Чокки замолчать и прогнал его с вашей помощью. Кажется, Чокки исчез и после истории с машиной. Мэтью прогнал Чокки. Чокки не властвует над ним. Я его об этом спрашивал. Он сказал, что вначале Чокки говорил с ним, когда хотел - и в классе, и за обедом, и за письменным столом, и даже ночью, во сне. Мэтью не нравилось, что ему мешают, когда он работает в одиночку или на людях - на него тогда странно поглядывают, потому что он не может слушать сразу и Чокки, и других. А еще больше он не любит, чтоб его будили ночью. И вот он мне рассказал, что просто отказывался отвечать, если Чокки являлся не вовремя. Приспособиться было нелегко, у Чокки время другое. Мэтью пришлось завести у вас на кухне хронометр и продемонстрировать ему, что же такое час. Тогда они составили расписание, и Чокки стал приходить в удобное время - удобное для Мэтью, а не для него. И заметьте, как все это разумно. Никаких фантазий. Просто мальчик велит приятелю приходить в такое-то время, и приятель соглашается.
На Мэри все это не произвело никакого впечатления. Я даже не знаю, слушала она или нет.
– Не понимаю, - нетерпеливо сказала она. - Когда это началось, мы с Дэвидом думали, что вмешиваться глупо. Мы решили, что это ненадолго, - и ошиблись. Мне стало не по себе. Не надо быть психологом, чтобы знать, к чему приводит смешение выдумки и яви. Я думала, вы осторожно поможете Мэтью освободиться от этой блажи. А вы, кажется, укрепляли ее весь день и сами в нее поверили. Я не могу согласиться, что это полезно ему или кому бы то ни было.
Лендис взглянул на нее так, словно с языка у него была готова сорваться резкость, но сдержался.
– Прежде всего, - сказал он, - надо все понять. А для этого необходимо завоевать доверие.
– Тут спорить не о чем, - сказала Мэри. - Я прекрасно понимаю, что с Мэтью вы должны были верить в Чокки - мы и сами так делали. А вот почему вы верите без Мэтью, я не пойму.
Лендис терпеливо ответил:
– Прошу вас, миссис Гор, вспомните, что он спрашивал. Вопросы ведь странные, верно? Умные, странные и совсем не в его духе.
– Конечно, - сердито сказала она. - Но мальчики много читают. Начитаются - и спрашивают. Мы беспокоимся потому, что вся его естественная пытливость преобразуется в фантазии, связанные с Чокки. Это какое-то наваждение, неужели вы не видите? Я хочу знать одно: как это лучше всего пресечь?
Лендис снова пустился в объяснения, но Мэри уперлась и не принимала ни одного из его доводов. Я очень жалел, что он употребил это несчастное слово - 'одержимость'. Такой ошибки я не ждал от психиатра, а поправить ее теперь было уже нельзя. Мне оставалось сидеть и смотреть, как укрепляется их враждебное отношение друг к другу. Всем стало легче, когда Лендис уехал.
Глава 6
Положение казалось мне сложным. Я понимал ход мыслей Лендиса, хотя и представить себе не мог, куда он его заведет; понимал я и Мэри. Что ни говори, а Лендис допустил грубую профессиональную ошибку. На мой взгляд, ему бы лучше не касаться старых верований. Мы все честно считаем, что переросли суеверные страхи, но они притаились в нас, и порою их очень легко разбудить неосторожным словом. Теперь Мэри тревожилась еще больше - вот к чему привел визит психиатра. К тому же ее рассердил его аналитический, неторопливый подход к делу. К Лендису она обратилась за советом, а вместо совета выслушала рассуждение об интересном случае, особенно неутешительное потому, что врач сам признал себя побежденным. В конце концов она пришла к заключению, что Лендис чуть ли не шарлатан, а это очень плохо для начала.
Когда на следующий вечер я пришел с работы домой, у нее был какой-то отсутствующий вид. Когда мы убрали со стола и отправили детей наверх, я уже понял: Мэри что-то собирается сказать мне и не знает, как я это приму. Она села немножко прямей обычного и не без вызова обратилась скорее к камину, чем ко мне:
– Я ходила к Эйкоту.
– Да? - сказал я. - А в чем дело?
– Насчет Мэтью, - прибавила она.
Я посмотрел на нее:
– А Мэтью не взяла?
– Нет, - Мэри покачала головой. - Хотела взять, а потом раздумала.
– И то хорошо, - сказал я. - Мэтью решил бы, что мы его предали. Лучше ему не знать.
– Да, - довольно уверенно согласилась она.
