ним что-то случится во время его отсутствия, они останутся верны и преданы его наследнику. Он попросил меня сделать то же самое, но я отказался, поскольку тогда не был его вассалом.
По пути в Париж я встретил повозку, на которой лежали трое мертвецов; они были убиты каким-то клириком. Как мне сказали, их везли к королю. Услышав это, я послал одного из своих оруженосцев выяснить, что произошло. По возвращении он рассказал мне, что король, выйдя из часовни, ожидал на ступенях, пока не увидел мертвецов, и спросил у полицмейстера Парижа, что произошло.
Тот рассказал ему, что погибшие были тремя его стражниками из Шателе, которые шатались по пустынным улицам и грабили прохожих. «Они встретили этого клирика, – сказал он королю, – и, как вы видите, раздели его до нитки. Тот, оставшийся в одной рубашке, вернулся в свое жилище, схватил арбалет и взял с собой ребенка нести его меч. Как только он настиг грабителей, то окликнул их и сказал, что убьет их. Арбалет был у него наготове, и, выстрелив, он поразил одного из грабителей прямо в сердце. Остальные бросились бежать, но клирик схватил свой меч, который нес ребенок, и в лунном свете, который в эту ночь был особенно ярок, пустился за ними вдогонку.
Один из них, – добавил провост, – попытался перескочить через изгородь в какой-то сад, но клирик нанес ему удар мечом по ноге, которая, как вы видите, так и осталась в сапоге. Затем он кинулся за последним грабителем. Тот попытался укрыться в чужом доме, обитатели которого еще не спали, но клирик ударил его мечом по голове и рассек ее до зубов, в чем ваше величество можете лично убедиться. Этот клирик, – продолжил провост, – рассказал о своих действиях соседям по улице, а затем пошел и сдался на милость вашего величества. И теперь я представил его перед вами, чтобы вы поступили с ним, как вам будет угодно. Вот он».
«Молодой человек, – сказал король, – ваша отвага лишила вас возможности стать священником, но из- за нее я возьму вас к себе на службу, и вы вместе со мной отправитесь за море. Я делаю это не только ради вашего блага, но и потому, что я хочу, дабы мои подданные знали – я никогда не стану оправдывать их злодеяний». Когда собравшиеся услышали эти слова, они стали взывать к Спасителю нашему, чтобы Он даровал королю долгую и счастливую жизнь и вернул его обратно живым и здоровым.
Вскоре после этой истории я вернулся в свое графство в Шампани и договорился с графом де Сарребруком, что наш багаж мы на повозках отправим в Эксон, а оттуда на судне по Сене и Роне доставим в Арль в Провансе.
Глава 3
Плавание к Кипру
1248 год
В день расставания с Жуанвилем я послал за аббатом из Шеминона, о котором говорили, что он мудрейший и достойнейший монах во всем ордене цистерцианцев. Сам я, когда был в Клерво в день Богоматери в обществе нашего праведного короля, услышал такое же мнение из уст одного из членов этой общины; он показал его мне и спросил, знакомы ли мы. «Почему вы спрашиваете меня об этом?» – осведомился я, на что он ответил: «Потому, что я лично считаю его самым способным и самым праведным во всем нашем ордене. Разрешите мне поведать вам, – продолжил он, – что я услышал от некоего благочестивого монаха, который спал в том же дортуаре (общей спальне), что и шеминонский аббат. Как-то ночью, когда они лежали в своих постелях, аббат откинул покрывало с груди, потому что ему было очень жарко, и рассказчик увидел, как к ложу аббата подошла Матерь Божья и прикрыла его, чтобы ночной воздух не причинил ему вреда».
Этот аббат вручил мне посох пилигрима и дорожную суму. Я сразу же покинул Жуанвиль – даже не заходя в замок, вплоть до дня возвращения из-за моря – и пешком, с босыми ногами, в одной рубашке двинулся в путь. В таком обличье я посетил Блекур, Сент-Юрбен и другие места, где хранились святые реликвии. И всю дорогу до Блекура и Сент-Юрбена я ни разу не позволил себе обернуться и посмотреть на Жуанвиль из опасений, что сердце переполнится тоской и воспоминаниями о моем любимом замке и двух оставленных мной детях.
По пути в Марсель я со спутниками остановился перекусить в небольшом предместье Донжо; здесь аббат из Сент-Юрбена преподнес мне и девяти рыцарям, что были со мной, прекрасные драгоценности. Отсюда мы добрались до Эсона, где встретились с нашим багажом, который был доставлен на судне; дальше мы спустились по Соне до Лиона, где наших прекрасных боевых коней свели с борта на берег.
Из Лиона мы по Роне спустились до Арля-ле-Блана. Так как мы шли вниз по реке, то миновали развалины замка Роше-де-Глан, который король сровнял с землей, потому что Рожер, владелец этого замка, был признан виновным в грабежах купцов и пилигримов.
В месяце августе (1248 год) в гавани Марселя мы поднялись на борт нашего корабля. В этот же день с левого борта судна были спущены сходни, и всех лошадей, что будут нам необходимы за морем, завели в трюм. Как только они оказались внутри, сходни были подняты и тщательно закреплены, как и бочки перед тем, как залить в них пресную воду, потому что когда судно выходит в открытое море, эти люки полностью находятся под водой.
Когда с этим было покончено, наш капитан обратился к своей команде, которая собралась на носу. «Готовы?» – вскричал он. «Да, да, сир! – ответили они. – Пропустите священников и клириков вперед». Когда они вышли, наш капитан сказал им: «Во имя Бога, начинайте петь!» Все они в унисон затянули
Прошло не так много времени, как свежий ветер наполнил наши паруса и погнал нас прочь от земли. Мы ничего не видели вокруг себя, кроме моря и неба, и каждый день ветер уносил нас все дальше и дальше от земли, где мы родились. Я рассказываю вам все эти подробности, чтобы вы могли оценить смелость людей, которые осмелились пуститься в такое опасное предприятие. Ибо путешественники, отходя ко сну, обсуждали, не придется ли им к следующему утру лежать на дне морском?
Нам достались очень странные испытания, пока мы были в море. Как-то незадолго до вечерни, когда мы плыли вдоль Берберийского берега (т. е. Северной Африки. –
Тогда некий почтенный священнослужитель, который был старшим священником в Морупте, заметил, что, когда бы он ни сталкивался с серьезными неприятностями в своем приходе – была ли то нехватка воды, слишком обильные дожди или другие неблагоприятные обстоятельства, – он проводил всего лишь три шествия, одну субботу за другой, вокруг своего прихода, моля Господа нашего и Матерь Его даровать скорейшее избавление от бед. Так уж вышло, что рассказал он нам об этом в субботу. И мы организовали первое шествие вокруг двух мачт нашего судна. В то время я был очень болен, так что несколько моих людей несли меня на руках. Эта гора уже больше никогда не попадалась нам на глаза, и на третью субботу мы подошли к Кипру.
Когда мы подходили к острову, король был уже там. Мы убедились в обилии добра, припасенного для его величества: например, солидное количество денег в казне, запасы вина и зерна. В середине поля недалеко от берега люди короля вырыли что-то вроде погреба. В нем они сложили большое количество огромных бочек с вином, которые начали закупать два года назад, еще до прибытия короля, и ставить одну на другую в высокую пирамиду. Зерно и ячмень лежали на поле в огромных грудах. Дожди так долго поливали их, что они пошли побегами, а потом и зазеленели, так что с первого взгляда они казались холмиками. Тем не менее, когда пришло время транспортировать это зерно в Египет, то, когда сняли верхний слой его, стало ясно, что зерно в хорошем состоянии, словно его только что провеяли.
Сам король, как я потом слышал в Сирии, с большой охотой направился бы прямо в Египет без остановки в Сирии, если бы его вассалы не посоветовали ему дождаться тех, кто еще не прибыл.
Пока его величество оставался на острове, великий король татар (имеется в виду правитель Монгольской империи, в 1248 году им был Гуюк-хан (р. 1205, верховный хан в 1246–1248); монголы координировали свои действия с крестоносцами Западной Европы и в дальнейшем (хан Хулагу и др.). –
