Раис бросил на меня острый взгляд:
— А вам, обитателям Двенадцатой Реальности, позволено эмигрировать?
— Сомневаюсь в том, чтобы подобный вопрос когда-нибудь возник. Однако по возвращении я попытаюсь узнать и сообщу вам.
Когда наконец меня пропустили во дворец, я обнаружил, что Гавинда из Одрума — это человек небольшого роста, с бочкообразным телом и очень длинными мускулистыми руками. Он напомнил мне моего друга Унгаха, человека-обезьяну.
— Садись, — сказал он. — Как это там твое имя?
— Здим, ваше высочество.
— Стим, За-дим... к девяти адам! Я буду называть тебя «Эй, ты». Пей пиво. Ты для чего здесь?
— Я посланец из Ира. — И я объяснил ему причину моего визита.
— Ир. Подожди-ка. Это какая-то вонючая заграница, да?
Пока так называемый правитель говорил, мои усики уловили эмоции, похожие на замешательство, подобные тому, какие мог бы испытывать ребенок, если бы ему рассказывали о высоких материях.
— Это республика, граничащая с вашим государством на юге, сэр.
Гавинда почесался:
— А мне всегда было плевать на эти заграницы. Ну и при чем тут я?
— Синдики Ира настоятельно просят вас, сэр, собрать воинские силы и снять осаду с Ира.
— А? Ты хочешь сказать, что они хотят, чтобы моя вонючая армия пошла высвобождать этих клоунов от... как, ты сказал, зовут этих вонючих вторженцев?
— Паалуанцы, сэр. Они явились из-за Западного океана...
— Ладно, ладно. Я тебя уже слышал. Пей еще пиво. Так почему мне надо посылать свою вонючую армию в это место — Ир, да?
— Да, сэр.
— И посылать нашу вонючую армию через океан, чтобы драться с этими клоунами, о которых я никогда не слышал?.. О чем я говорил?
Я объяснил снова. Гавинда наморщил лоб. Наконец он сказал:
— Но, послушай, если у людей из Ира хвосты и чешуя, как у тебя, то мне не нужна ни одна их вонючая частичка. Если эти другие клоуны убьют их и съедят, я скажу: апчхи!
— Но, сэр, как я пытался вам объяснить, ирцы такие же люди, как вы. Я лишь демон, находящийся у них на службе по контракту.
— Почему тогда, если они люди, они не прислали ко мне какого-нибудь вонючего человека?
— Потому что я был единственным, кто смог пройти сквозь укрепления паалуанцев.
Архон сделал огромный глоток пива.
— Ну-ка подожди. Это что, клоуны из-за океана атакуют Ир или Ир атакует их?
Я объяснил снова.
— Но, — сказал Гавинда, — я не понимаю, какая мне выгода вмешиваться. У нас, кажется, нет никаких вонючих денег, чтобы платить их вонючей армии, не говоря уж о том, чтобы посылать ее в страну, о которой я никогда не слышал.
— Ваше высочество, когда паалуанцы очистят Ир, они вторгнутся в Солимбрию.
— А? Думаешь, они могут?
— Конечно.
— Это которые из них вторгнутся? Ир или... я забыл их вонючее название.
Я почесался и объяснил снова. Архон задумался. Наконец он сказал:
— Ладно, пусть приходят. Я оторву их главному голову! Я ему хребет сломаю, и им придется вернуться домой, потому что у них не будет генерала и некому будет давать им приказания. Выпей еще пива, прежде чем уйти.
8
ШАМАН ЙУРОГ
Северная часть Солимбрии кишела разбойниками ничуть не меньше южной ее части. Думаю, что некоторые из тех свирепого вида людей, которые встречались мне на дорогах или в гостиницах, принадлежали именно к этому сословию. Иные бросали на меня недобрые взгляды, но ни один храбрец не напал. Полагаю, что моя внешность отвращала от любых кровожадных намерений, которые могли у них зародиться.
На второй день по выезде из Солимбрии я добрался к подножиям холмов Горной Эллорны. За ужином показал трактирщику, некоему Хадрубару, имеющуюся у меня карту и спросил его о дороге через горы.
— Трудно сказать, — ответил он. — Игольное Ушко, — он указал на то место на карте, что означало переход через гряду, — погребено зимой под снегом. Сейчас разгар лета, и проход должен быть открыт еще два, а то и больше месяца. Но ни одному путешественнику не удалось проникнуть на земли хрунтингов.
— А как же с теми, кому нужно на север?
— Некоторые пытались пробраться, но назад не вернулся ни один. Кое-кто говорит, что тропу стерегут заперазхи.
— Кто, кто?
— Заперазхи — это такое племя пещерных людей, обитающее в тех краях. Каждый год, когда открывается проход, они делают военные налеты на тропу. Потом правительство призывает их к порядку. Но с такими дикарями ничего нельзя знать наверняка.
— А как выглядят эти пещерные люди?
— Хочешь взглянуть? Пошли.
Он провел меня в кухню. Там мыл посуду сердитого вида темноволосый юнец. Шею его охватывал тонкий железный обруч — указатель статуса раба.
— Это Глоб, мой раб-заперазх, — сказал Хадрубар. — Существо с отвратительным характером. Возня с ним встает куда дороже, чем он стоит сам.
— Пещерные люди регулярно забираются в рабство?
— Лишь в таком количестве, которое положено по договору.
— Однако договор, очевидно, не вернет свободу господину Глобу?
— Нет, конечно! Когда договор принимался, кое-кто высказывал подобные глупые предложения, но те солимбрийцы, что заплатили хорошие деньги за рабов, подняли такой шум, что архон отклонил их. В конце концов, изымание у нас личной собственности было бы тиранией, на которую не согласился бы ни один мыслящий человек.
Сопровождая меня обратно в гостиную, Хадрубар продолжал уже тише, чтобы не услышал Глоб:
— При прошлых архонах граница охранялась так хорошо, что у беглецов были очень незначительные шансы, но теперь...
— Как говорим мы, на земле демонов, — вставил я, — своим пророкам мы не верим, а чужие к нам не жалуют.
Хадрубар бросил на меня недовольный взгляд:
— Не трать свою симпатию на этих полуживотных, что не цивилизуются даже тогда, когда их к этому принуждают.
— Это не мой мир, господин Хадрубар, и не мое дело, как обитатели Первой Реальности обращаются друг с другом. И тем не менее меня часто озадачивает та пропасть, что лежит между вашими основными принципами и реальными действиями. Вот, например, вы презираете примитивный народ Глоба, а в это же время вы, солимбрийцы, верите в то, что все люди созданы равными!
— Ты неверно понял, сэр демон. Иммур создал всех солимбрийцев равными, это ясно как день. А вот
