матерей!
Она вдруг остановилась, захлебнувшись слезами. Долина в слепящем свете знойного дня была пустынна и безмолвна. Только кузнечики неумолчно и пронзительно трещали, прыгая в редкой и желтой траве по обеим сторонам дороги.
— Посидите немного, — сказал он.
Он отвел ее к краю придорожной канавы, и она в изнеможении опустилась на землю, закрыв лицо руками. Ее седые волосы, завитые локонами, распустились; она плакала, не в силах превозмочь своей глубокой скорби.
Он стоял перед нею в тревоге и не знал, что сказать.
— Перестаньте!.. Будьте мужественны! — бормотал он.
Она поднялась.
— Да, у меня хватит мужества.
И, отерев глаза, она снова двинулась в путь неровной старческой походкой. Немного дальше дорога вела через рощицу, в которой приютилось несколько домиков. Путники уже слышали равномерный и звонкий стук кузнечного молота по наковальне.
Вскоре они увидели справа от дороги телегу перед каким-то зданием; дальше, под навесом, два человека подковывали лошадь.
Г-н д'Апреваль направился к ним.
— Где ферма Пьера Бенедикта? — крикнул он.
Один из кузнецов ответил:
— Свернете налево, как раз у самого кабачка, а потом идите все прямо. Третий двор от фермы Порета. У калитки — елочка. Не ошибетесь.
Они повернули налево. Теперь женщина шла совсем медленно, ноги у нее подкашивались, сердце колотилось так неистово, что она задыхалась.
На каждом шагу она шептала, словно молилась:
— Боже мой! О боже мой!
Невыносимое волнение сдавило ей горло, она пошатывалась и еле переступала, как будто у нее отнимались ноги.
Г-н д'Апреваль нервничал и был бледен.
— Раз вы не можете владеть собою, вы сразу выдадите себя, — резко сказал он. — Постарайтесь держать себя в руках.
Она пробормотала:
— Где взять силы? Мой сын. Подумать только, я увижу моего сына!
Они шли узкой проселочной дорогой между дворами ферм под ветвями двойного ряда буков, посаженных вдоль канав. И вдруг очутились у деревянного забора, перед которым росла молодая ель.
— Здесь, — сказал г-н д'Апреваль.
Она сразу остановилась и огляделась.
Широкий двор, обсаженный яблонями, тянулся до маленького домика, крытого соломой. Напротив — конюшня, рига, хлев, курятник. Под шиферным навесом — деревенские повозки: телега, двуколка, шарабан. Четыре теленка щипали ярко-зеленую траву в тени деревьев. По двору бродили черные куры.
Ни звука. Дверь в доме стояла настежь. Но никого не было видно.
Они вошли. Из бочки, лежащей под высокой грушей, выскочила черная собака и принялась яростно лаять.
У входа, вдоль стены дома, четыре улья на дощатых подставках выставили в ряд свои соломенные купола.
Г-н д'Апреваль подошел к домику и крикнул:
— Есть кто-нибудь?
На пороге показалась девочка лет десяти, в рубашке и шерстяной юбке, с босыми грязными ногами, застенчивая и угрюмая на вид. Она остановилась в дверях, словно преграждая вход.
— Вам чего надо? — спросила она.
— Отец дома?
— Нет.
— Где он?
— Не знаю.
— А мама?
— Пошла коров доить.
— Скоро она вернется?
— Не знаю.
Тут вдруг старая дама, словно испугавшись, что ее уведут насильно, торопливо сказала:
— Я не уйду, пока не увижу его.
— Мы подождем его, дорогая.
Обернувшись, они увидели крестьянку: она шла к дому, неся два жестяных, по-видимому, тяжелых, ведра, по которым бегали ослепительные солнечные зайчики.
Женщина прихрамывала на правую ногу, грудь ее была обтянута коричневой фуфайкой, линялой, вымоченной дождями, порыжевшей от летнего солнца; она походила на бедную батрачку, жалкую и неряшливую.
— Вот и мама, — сказала девочка.
Крестьянка окинула чужих людей неприветливым, подозрительным взглядом и вошла в дом, словно не видя их.
У нее было худое и желтое, жесткое, деревянное лицо, как у многих крестьянок; она казалась старухой.
Г-н д'Апреваль окликнул ее:
— Хозяйка, мы зашли попросить, не продадите ли нам два стакана молока.
Поставив ведра, она вышла на порог и буркнула:
— Я молока не продаю.
— Видите ли, нам очень хочется пить. Эта дама немолода и сильно устала. Нельзя ли достать у вас чего-нибудь напиться?
Крестьянка глядела на них настороженно и угрюмо.
В конце концов она согласилась.
— Ну ладно, раз уж вы пришли, я вам дам молока, — сказала она.
И скрылась в доме.
Девочка вынесла из комнаты два стула и поставила их под яблоней; вслед за нею вышла мать и подала посетителям две чашки пенистого молока.
Она остановилась около них, будто хотела последить за ними и разгадать, что у них на уме.
— Вы из Фекана? — спросила она.
Г-н д'Апреваль ответил:
— Да, мы приехали на лето в Фекан.
Помолчав, он добавил:
— Не можете ли вы продавать нам каждую неделю кур?
Крестьянка заколебалась, потом ответила:
— Да как сказать. Вам молодок надо?
— Да, молодок.
— А почем вы покупаете кур на рынке?
Д'Апреваль не знал, он обернулся к своей подруге:
— Дорогая, почем вы покупаете кур, молодых кур?
Она пробормотала, подняв глаза, полные слез:
— По четыре франка и по четыре пятьдесят.
Хозяйка искоса с удивлением посмотрела на нее и спросила:
— Чего эта дама плачет? Больна она, что ли?
