Ирина Дедюхова Армагеддон № 3

Считай, четвертое убийство за неделю! И все из Приврата. Последний — наш бывший соотечественник Иосиф Береш. Тут сказано, что у него четыре прокола на перерезанном горле. Цитирую: «Как будто его, прежде чем выкинуть с балкона, удерживали когтистой лапой над бездной». Образно какая-то сука выражается… Получается, что убили его аж три раза. Глотку до макушки прокололи, потом перерезали, а после выкинули с двенадцатого этажа. Как тебе это нравится?

— Да как такое может кому-то нравится? — отмахнулся Капустин. — Знаешь, Денис, что самое поганое в нашей сегодняшней работе? Когда тебя еще в проекте не было, я успел помаршировать в пионэрах, отдать салют чугунному чучелу и поклясться у языческих символов Молоха и Смерти, то бишь, серпа и молота. А эти с малолетства воцерковленные! Я уже не успею освоить все то, что им родители еще до школы нашептали. Стыдно сказать, ведь в деревне рос, но даже не знаю, как кулак в щепоть правильно складывать… А мне надо в тонкостях различий веры разных конфессий разбираться, да еще и расследовать то, о чем и патриархи Церквей не знают! О тайном обществе внутри этих самых!

— Брось, Капустин! Чо ты опять заныл? Работа как работа. Чтобы расследовать убийство на молокозаводе вовсе не обязательно знать тонкости технологии изготовления творога. Это азы, дорогой Герасим! Сам знаю, что не Герасим, тогда не надо «му-му»!

Веселовский с хрустом потянулся и, легко вскочив с места, танцуя подошел к электрическому чайнику, закружившись уже с чайником в руках, он в изящном па остановился возле умывальника в углу и включил воду. Капустин только хмыкнул на молодое поколение, глядя на порхающего коллегу из-под очков.

— Денис, поговорить с тобой хотел, — извиняющимся тоном сказал майор. — Ты больше Потапенко при его девках «пендюком» не называй. Думай, что хочешь, но при девках нехорошо так Потапенко называть.

Веселовский со смехом обернулся к нему: «А что, доблестные канцелярские работницы уже успели стукнуть? Вот ведь юные барабанщицы! Потапенко попросил провести воспитательную работу с младшим по званию?»

— Не надо смеяться над Потапенко, Денис, — грустно ответил Капустин. — Он, кстати, не раз мне помогал. Лучше бы подход к нему нашел. Тебе ведь дальше расти надо. Это меня под зад ногой пнут в любое время, а Потапенко здесь сидит двадцать лет и еще столько же просидит. А ты, вместо того, чтобы связями обрастать, к его Людке Белоусовой клеишься… Ладно, проехали. Потапенко сказал, что половину архива нашего отдела давно уничтожили. Ты, кстати, прочел письмо от 43- го года, которое он нам передал? А ведь Потапенко и его мог бы уничтожить.

— Ну, ты даешь! — хмыкнул Веселовский. — Это тот донос пятиклассника, что ли?

— Это не пятиклассник писал, а малообразованный, но вполне взрослый человек, — раздражаясь, заметил Капустин. — Тогда семилетка не всем по карману была. Английского и компьютеров тогда никто с людей не требовал.

— Скажи мне, Капустин, а хули вы за этих желтоглазых с Потапенко цепляетесь? — раскачиваясь на стуле, спросил Веселовский.

— Денис, так судьба повернула, что пришлось тебе заниматься третьим Армагеддоном. Давай подобьем наши бабки, — почти спокойно и размеренно продолжил Капустин. — Лично мне довольно гадко, когда я читаю то, что написано про этих саров. Ничего хорошего! Во всех письмах, которые сохранил, рискуя головой, Потапенко, сообщается, что глаза у обоих на солнце — желтые, без зрачков. У одного из наблюдаемых — обе ноги левые, поэтому он ходит в странных ботфортах на толстых деревянных набойках. А у другого, дескать, на ногах вообще копыта. Ты над моим «хэнде хох!» смеялся? У нас немецкий в школе вел старшина армейской разведки, поэтому я английского не знаю, а на счет немецкого ты со мной лучше не шути. В архивах у нас остался средневековый манускрипт. Архивы, видать, у нас чистили молодые кадры, вроде тебя, немецкий язык они точно не знали. А там еще шрифт готический. Короче, все письма, сохраненные Потапенко, совпадают по ориентировкам на саров — с данными манускрипта. Если это хотя бы частично правда, то очень хочется спросить, а ты соображаешь, на чем карьеру делать придется, щенок?

— Я так и думал, что ты с этим старым пендюком мне помешать попытаешься, — в сердцах бросил Веселовский.

— Глупости говоришь, Денис! — без всякой злости ответил Капустин. — Я отлично понимаю, что мне за тобою никак не угнаться. Мне ведь уж и подполковника никто не даст, разве что перед пенсией. А ты запросто можешь и до генерал-майора дойти. Потенциал у тебя есть. Не отнекивайся, есть потенциал! Но на этом деле ты можешь сломать шею запросто, поверь мне! Не надо так гнать лошадей! Я ведь в органах давно, знаешь, сколько я слышал хруст позвонков у таких вот молодых, с потенциалом?

— Да что ты каркаешь, Капустин? Какое дело-то? Ты действительно веришь в этот Армагеддон? — растерянно спросил Веселовский. — Ты совсем сдвинулся? Да это… разборки всяких сект, типичные ритуальные убийства и все такое прочее.

— Хорошо, не веришь — это твое дело! Но и до моей веры не докапывайся, лады? — устало кивнул Капустин. — Согласно оперативным данным у нас должны быть три Привратника, которые идут туда же, куда и идут какие-то сары, чтобы встать у каких-то Нижних Врат. Такой сценарий. Спрашивается, не проще ли выявить этих трех? Все-таки трое, это куда заметнее, чем двое. Трое мужиков легко выявляются в любой толпе, да и они все-таки, как утверждают наши подследственные — обычные люди.

— А зачем цепляться за Привратников, если они — обычные люди? — с ходу включился в оперативную разработку Веселовский. — Незачем. Тем паче, что их и так легко вычислить из окружения саров. Мне кажется, надо не за саров цепляться и не за Привратников, а за объект. Надо установить, где эта гора?

— Согласен, Денис, — довольно пробурчал майор. — Я же чувствую в тебе потенциал! Значит, будем искать объект.

Веселовский, набуровив себе огромную кружку кофе из вскипевшего чайника, положил ноги на стол и с наслаждением закурил. Майор только поморщился, пробурчав: «От этого рак легких бывает!»

— Не успеет, Капустин! — затягиваясь, ответил Веселовский. — Нас с тобой гораздо раньше кокнут…

— Кстати, Потапенко мне интересную вещь сказал, — со смешком вспомнил слова приятеля и пендюка Капустин. — Я думал, это только у меня такой сдвиг, а он теперь тоже всю историю по Армагеддонам делит. Остается выяснить, какова же теперь роль нашей-то личности в этой истории?

— На счет чьей-то роли в истории, — покачал головой Веселовский. — Так ведь это изначально очень хитрожопая теория, согласись! Если посмотришь на всю историю, в особенности с нашими нынешними сорванными тормозами… Совершенно очевидно, что именно личности и делают историю. А как только речь доходит до «роли масс», то за этим обычно стоит такая паскудная личность, с которой никто напрямую якшаться не захочет. Потому такой личности надо непременно свою личность — безликой массой прикрыть. Я, Капустин, думаю, что наше учреждение имеет полное право дезавуировать свою полезную деятельность «ролью масс». А всем прочим личностям— хрен с маслом! Раз массы наши, то и роли мы им должны распределять!

— Да как ты распределишь при таком финансировании? — понуро заметил Капустин.

— Интересный вопрос, майор! Посмотри, все тут же в денежку уперлось! Бабло побеждает зло! — с нескрываемой издевкой сказал Веселовский.

— Вот видишь, Денис, ты уже сам пришел к стратегической цели первого Армагеддона. Не нравится тебе мистика — не жри! Но, как профессионал, ты не можешь не видеть отличной тактической разработки и решения четко поставленных оперативных задач. Правда это все или нет, но я давно понял, какая туфта вся эта марксистско-ленинская теория о роли масс в истории. За долгие годы работы в нашей конторе понял только одно: ни хрена эти массы в собственной истории не значат.

Слушая Капустина, Веселовский в задумчивости потушил сигарету и отправился мыть чашку к умывальнику.

— Копья ломаного не стоят эти гребаные массы, — крикнул ему в спину Капустин. — Нынче тоже живут себе, а за их спиной этакое интенсивное шуршание…