Moulier, Yann. Предисловие к Ouvriers et Capital, de Mario Tronti, Bourgois.
Pasolini, P.P. L'expérience hérétique, p. 62.
См. манифест «коллективной Стратегии» по поводу квебекского языка в Change, № 30: он разоблачает «миф о разрушительном языке», подразумевающий, что будто бы достаточно некоего состояния меньшинства, дабы создать там даже революционную ситуацию («Такое механистическое уравнивание восстанавливает некую популистскую концепцию языка. <…> Вовсе не потому, что индивид говорит на языке рабочего класса, он стоит на позициях этого класса. <… > Тезис, согласно которому жуаль [просторечный французский говор в Канаде. — Прим. пер.] обладает подрывной контркультурной силой, полностью идеалистичен», р. 188).
Элиас Канетти, Масса и власть. (См. две важные главы, соответствующие обоим аспектам слова-порядка — «приказа» и «метаморфозы»; и особенно с. 337–338, описание паломничества в Мекку с его двойным кодированным аспектом — мертвенной окаменелостью и паническим бегством.)
Зеркальная симметрия. — Прим. пер.
Элиас Канетти, Масса и власть, с. 408 (перевод изменен). — Прим. пер.
Мы видели, что Ельмслев накладывает ограничительное условие на уподобление плана содержания некоему виду «означаемого». Тогда мы вправе на это возразить, что анализ содержания, как его предложил Ельмслев, касается не столько лингвистики, сколько других дисциплин, например зоологии (как и в Martinet, La linguistique, DenoCl, p. 353). Но такое возражение, по-видимому, направлено только против ограничительного условия Ельмслева.
См. отрывок текста Гофмансталя из Lettres du voyageur a son retour (lettre du 9 mai 1901), Mercure de France.
Lévi-Strauss, Introduction a l'suvre de Marcel Mauss // Sociologie et anthropologie, P. U. F., pp. 48–49 (далее в этом тексте Леви-Строс выделит и другой аспект означающего). Об изначальной ценности атмосферного континуума см. психиатрические описания Бинсвангера и Ариети.
Ср.: Lévi-Strauss, La pensée sauvage, Pion, pp. 278 sq. (анализ двух случаев).
Lévi-Strauss, Préface a Soleil Hopi, Pion, p. VI.
Например, в мифе банту первый основатель государства показывает свое лицо, публично ест и пьет, тогда как охотник, а впоследствии и воин, изобретает искусство тайны, прячется и ест за пологом, см.: Luc de Heusch, Le roi ivre ou l'origine de l'Etat, Gallimard, pp. 20–25. Он рассматривает второй момент как доказательство более «чистой» цивилизации; нам же, скорее, кажется, что речь идет о другой семиотике, о системе войны, а не об общественных работах.
