Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато

значения, и все может возобновиться, ибо они разрушились, но не одна благодаря другой. Ничего не пройдет через воспоминание, все пройдено на линиях, между линиями, на том самом И, которое делает их невоспринимаемыми, одну и другую, ни дизъюнкция, ни конъюнкция, а линия ускользания, которая не перестает более прочерчиваться, ради нового согласия, противоположности отказа или смирения, ради нового счастья?

9. 1933 — Микрополитика и сегментарность

Сегментарности (совокупность типов)

Мы сегментированы повсюду и во всех направлениях. Человек — сегментарное животное. Сегментарность присуща всем компонующим нас стратам. Жить, циркулировать, работать, играть — прожитое сегментировано пространственно и социально. Дом сегментируется согласно назначению его комнат; улицы — согласно порядку города; завод — согласно природе работы и операций. Мы бинарно сегментированы согласно крупным дуальным оппозициям — социальные классы, а также мужчины и женщины, взрослые и дети, и т. д. Мы сегментированы циркулярно, во все более и более обширных кругах, все более и более широких дисках или венцах, подобно «письму» Джойса — мои дела, дела моего квартала, моего города, моей страны, мира… Мы сегментированы линеарно, на прямой линии, по нескольким прямым линиям, где каждый сегмент представляет эпизод или «процесс»: только мы закончили один процесс, как уже начинаем другой, всегда производящий или производимый, в семье, школе, армии, профессии — школа говорит нам: «Ты уже не в семье», и армия говорит: «Ты уже не в школе…» Порой разные сегменты отсылают к индивидам или группам, а иногда один и тот же индивид или одна и та же группа переходит от одного сегмента к другому. Но эти фигуры сегментарности — бинарность, циркулярность, линейность — всегда схвачены одна в другой, и даже переходят одна в другую, трансформируются в зависимости от точки зрения. Об этом свидетельствуют уже дикие племена[240]: Лизот показывает, как общая Хижина организуется круговым образом — от интерьера к экстерьеру — в серии венцов, где осуществляются определенные типы локализуемой деятельности (культы и церемонии, затем обмен товаров, затем семейная жизнь, затем отходы и экскременты); но в то же время «каждый из этих венцов сам поперечно дробится, а каждый сегмент налагается на специфическое происхождение и подразделяется между разными родственными группами»[241], в более широком контексте Леви-Строс показывает, что дуалистическая организация первобытных народов отсылает к круговой форме, а также переходит в линейную форму, охватывающую «любое число групп» (по крайней мере, три).[242]

Зачем же возвращаться к первобытным народам, коли речь идет о нашей жизни? Факт, что понятие сегментарности сконструировано этнологами, дабы дать отчет о так называемых первобытных обществах, лишенных фиксированного централизованного аппарата Государства, а также глобальной власти и специализированных политических институтов. Тогда у общественных сегментов есть определенная гибкость — в зависимости от задач и ситуаций — между двумя крайними полюсами слияния и раскола; у них есть большая коммуникабельность между неоднородностями, так что присоединение одного сегмента к другому может осуществляться разнообразными способами; есть локальная конструкция, исключающая возможность определить заранее базовую область (экономическую, политическую, юридическую, художественную); есть внешние свойства ситуаций или отношений, несводимые к внутренним свойствам структуры; есть непрерывная деятельность, являющаяся причиной того, что сегментарность не схватывается независимо от сегментации в действии, осуществляемой посредством прорывов, разъединений, воссоединений. Примитивная сегментарность является, одновременно, сегментарностью многозначного кода, основанного на происхождениях, варьируемых ситуациях и отношениях; а также — сегментарностью странствующей территориальности, основанной на перепутанных локальных делениях. Коды и территории, родовые кланы и племенные территориальности образуют ткань относительно гибкой сегментарности. [243]

Однако, как нам кажется, довольно трудно утверждать, будто государственные общества или даже наши современные Государства менее сегментарны. По-видимому, классическая оппозиция между сегментарным и централизованным здесь не столь уж существенна.[244] Государство не только властвует над сегментами, которые оно поддерживает или которым позволяет существовать, но и само обладает собственной сегментарностью, навязывает ее. Возможно, оппозиция, устанавливаемая социологами между сегментарным и централизованным, имеет под собой биологическую основу — кольчатый червь и центральная нервная система. Но центральный мозг сам является неким червем, еще более сегментированным, чем другие системы, несмотря на все свои викарности[245] и включая их. Между централизованным и сегментарным нет противостояния. Современная политическая система — это глобальное целое, объединенное и объединяющее, но именно потому, что она предполагает совокупность упорядоченных, рядоположенных, наслаивающихся одна на другую подсистем, так что анализ решений запускает в игру все виды разобщенностей и частичных процессов, продолжающихся друг в друге лишь благодаря разрывам или перемещениям. Технократия действует посредством сегментарного разделения труда (в том числе и в международном разделении труда). Бюрократия существует только благодаря своим разгороженным кабинетам и функционирует лишь благодаря «смещениям цели» и соответствующим «дисфункциям». Иерархия не просто пирамидальна, кабинет начальника находится в конце коридора, а также наверху башни. Короче, можно было бы сказать, что современная жизнь не рассталась с сегментарностью, а напротив, особенно ужесточила ее.

Вместо того чтобы противопоставлять сегментарное и централизованное, следовало бы различить два типа сегментарности — один «примитивный» и гибкий, другой «современный» и жесткий. И это различие перекроило бы каждую из рассматриваемых фигур:

1) В первобытных обществах бинарные оппозиции (мужчины-женщины; те, кто наверху — те, кто снизу; и т. д.) весьма сильны, но они, по-видимому, вытекают из машин и сборок, которые сами не бинарны. Социальная бинарность между мужчинами и женщинами в группе мобилизует правила, согласно которым те и другие выбирают соответствующих супругов из разных групп (отсюда, по крайней мере, три группы). Именно в этом смысле Леви-Строс способен показать, что дуалистическая организация в таком типе общества никогда не покоится на самой себе. Напротив, особенностью современных обществ, или, скорее, Государства, является введение собственных дуальных машин, функционирующих как таковые и действующих одновременно благодаря дву-однозначными отношениями, а последовательно — благодаря бинарным выборам. Классы и половые различия приходят по двое, а феномены тройственности вытекают из смещения дуального, но не наоборот. Такое мы наблюдали именно в случае машины Лица, отличающейся в этом отношении от машин примитивной головы. По-видимому, современные общества подняли дуальную сегментарность до уровня достаточной организации. Следовательно, вопрос не в том, чтобы знать, является ли статус женщин или тех, кто снизу, лучше или хуже, а в том, из какого типа организации этот статус проистекает.

2) Сходным образом можно заметить, что в первобытных обществах круговая сегментарность не предполагает с необходимостью, чтобы круги были концентрическими или чтобы у них был один и тот же центр. В гибком режиме центры уже действуют как множество узлов, глаз или черных дыр; но они не вступают в совместный резонанс, не падают на одну и ту же точку, не соперничают за одну и ту же центральную черную дыру. Есть множество анимистических глаз, каждый из которых предназначен, например, для специфического животного духа (дух-змея, дух-клещ, дух- кайман…). Каждая черная дыра оккупирована тем или иным животным глазом. Несомненно, мы видим, как — то здесь, то там — вырисовываются действия ужесточения и централизации: надо, чтобы все центры прошли через один единственный круг, у коего, в свою очередь, есть собственный единственный центр.