Вокруг Пушкина

Обратившись к разработке ее, автор, по его словам, убедился, что хотя литература, имевшаяся по этому вопросу, «весьма велика, но качественное ее значение прямо ничтожно». Причиной этого была крайняя скудость, а то и прямо отсутствие необходимых доку­ментальных данных. Поэтому Щеголев вынужден был заняться многолетними и тщательными поисками. В результате ему удалось ввести в свое исследование и подвергнуть критическому рассмот­рению очень большое количество новых материалов и докумен­тов, обнаруженных им в доступных тогда отечественных и зару­бежных архивах. Этот раздел как раз и занимает основную и, несо­мненно, очень ценную часть всей книги (в последнем издании при­мерно четыре пятых ее). Также совершенно правильно утвержда­ет он, что гибель Пушкина явилась следствием многих причин: «Дела материальные, литературные, журнальные; отношение к императору, к правительству, к высшему обществу и т. д. отража­лись тягчайшим образом на душевном состоянии Пушкина». Однако­ добавляет он тут же: «Из длинного ряда этих обстоятельств мы считали необходимым — в наших целях — коснуться только семейственных отношений Пушкина, — ближайшей причины рокового столкновения ».

 Какими соображениями руководствовался автор, прибегнув к такому ограничению своей темы, из предисловия не ясно. Наци­ональная трагедия превратилась под пером исследователя в дово­льно-таки банальную семейную драму: муж, молоденькая красавица жена и разрушитель семейного очага — модный красавец кавалер­гард.

Сам же Щеголев не мог не почувствовать крайней недостаточ­ности такого подхода. И в предисловии к скоро потребовавшемуся второму изданию своей монографии (предисловие датировано 7 декабря того же 1916 г.) он сообщает, что готовит новое исследо­вание, цель которого — переход от непосредственного повода к действительным причинам, «разъяснение многих других и весьма важных обстоятельств, приведших жизнь Пушкина к концу». К со­жалению, выполнить это он не успел. Правда, в третьем издании его книги появилась новонаписанная и очень существенная глава: «Анонимный пасквиль и враги Пушкина», в которой впервые рас­крыта его подлинная направленность. Но это было дано в качестве своего рода дополняющего приложения. Во всем же остальном труд оставался в пределах все той же «семейной драмы», в кото­рую, только в качестве еще одного персонажа, сенсационно вводи­лась фигура Николая I. Это в основном определило направление и почти всех дальнейших исследований.

Сведение трагедии Пушкина к узко семейному конфликту опре­деляло и тот «портрет»-характеристику жены поэта, который, впи­тав в себя и как бы подытоживая сложившуюся к тому времени традицию ­ отрицательного отношения к ней, возникает перед нами на страницах щеголевской монографии. Натура крайне ограничен­ная и малозначительная, бездумная и бездушная модная красави­ ца, опьяненная своими триумфами в большом свете и при дворе, помышлявшая только о развлечениях, непрерывных балах, пыш­ных нарядах, она омрачала последние годы жизни поэта и явилась «ближайшей причиной» его гибели. Книга Щеголева, живо и увле­кательно написанная, читающаяся как роман, имела шумный успех. Именно такое представление о жене поэта, воспринятое и другими авторами (см., например, очерк, посвященный ей в тоже весьма популярном двухтомнике В. В. Вересаева «Спутники Пуш­кина») и окончательно заштамповавшееся и опошлившееся в некоторых из многочисленных беллетристических произведений (пье­сах, романах), вошло в сознание многих читателей и почитателей поэта.

До крайних пределов осуждения и обвинения жены Пушкина дошла Анна Ахматова — не только замечательный поэт, но и автор нескольких ценных статей о его творчестве.

Многие годы работала она и над исследованием обстоятельств гибели Пушкина. Ахматова, по ее словам, стремилась выйти за пре­делы «семейной трагедии» и даже сделать данную тему «запрет­ной» («этим, — писала она, как бы продолжая призыв Неверова, — мы, несомненно, исполнили бы волю поэта») и обратиться к выяс­нению подлинных причин роковой катастрофы. Однако и она осу­ществить это не успела. А в сохранившемся и совсем недавно по­смертно опубликованном тексте статьи «Гибель Пушкина», исходя из естественного желания устранить «грубую и злую неправду», ко­торой обросла эта «семейная трагедия», она, по сути дела, также продолжает оставаться в рамках ее и не только не устраняет более чем вековой неправды, но, к сожалению, способствует ее нараста­нию. Исполненная величайшего преклонения перед Пушкиным и страстной, можно сказать, почти яростной ненависти к погубив­шим, как она считала, поэта Наталье Николаевне и ее сестрам, Ах­матова, словно бы вторя процитированным мною строкам неизвестного стихотворца, пошла еще дальше — безоговорочно объявила жену поэта «сообщницей Геккернов в преддуэльной истории» и да­же «агенткой» Геккерна-старшего. Следует, конечно, учесть, что все, ею сказанное, представляет собой лишь первоначальный вари­ант статьи, точнее — доклада, над которым она продолжала еще ра­ботать и, может быть, потому и не отдавала ее в печать. Однако по­ скольку материал все же теперь опубликован, пройти мимо этого нельзя, тем более что имя и авторитет Анны Ахматовой как большого поэта и свойственный ей художественный темперамент, мас­терство изложения не могут не оказать влияния на публику.

При чтении статьи Ахматовой особенно приходит на память один незавершенный замысел Пушкина, работать над которым он по странной случайности начал месяца три спустя после своей же­нитьбы — повесть или роман «Рославлев». Произведение это поле­мически обращено против только что появившегося одноименно­го романа Загоскина о войне 1812 года, написанного в духе насаж­давшейся правительством так называемой «официальной народно­сти». Своему ответному произведению Пушкин придал форму ме­ муаров подруги героини, совершающей в романе Загоскина тяж­кий антипатриотический поступок (в то время как жених сражался с врагом, она вышла замуж за пленного французского офицера). В кратком предисловии «автор» мемуаров пишет: «Некогда я была другом несчастной женщины, выбранной г. Загоскиным в героини его повести. Он вновь обратил внимание публики на происшест­вие забытое, разбудил чувства негодования, усыпленные време­нем, и возмутил спокойствие могилы. Я буду защитницею тени».

Быть защитниками тени жены поэта — и не по принципу «высо­кой лжи», а из стремления к подлинной исторической правде — эту благородную, в существе своем глубоко пушкинскую задачу поста­ вили перед собой авторы данной книги и во многом вполне доказа­тельно решили ее.

На этот путь они стали еще до опубликования статьи Ахмато­вой, имея в виду прочно сложившуюся традицию осуждения Натальи Николаевны. Тем актуальнее оказывается такая защита после этой публикации.

9 сентября 1830 г. в своей затерянной, осажденной со всех сто­рон небывалой эпидемией холеры, окруженной кольцом каранти­нов, разоренной и оскудевшей родовой вотчине, Болдине — «селе Горюхине», оторванный от всего и от всех — литературы, друзей, невесты, поэт, с тревогой и надеждой заглядывая в ту новую жизнь, которая для него должна была наступить, удивительно про­зорливо и точно писал:

Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море,
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь.
Над вымыслом слезами обольюсь,
И, может быть, на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Да, именно такими и оказались последние годы жизни Пушкина. Недоверие и притеснения властей, «отеческие» заботы само­держца, поставившего поэта под «дружеский» надзор главы вы­сшей тайной полиции шефа жандармов Бенкендорфа, то и дело спускавшего на него своего цепного пса — Булгарина, цензурные стеснения; непонимание многими, в том числе даже близкими дру­зьями, новой пушкинской позиции по отношению к царю; грубые нападки, сменившие былые восторги, критиков, не способных до­