Вокруг Пушкина

«Дорогая Катя, я несколько промедлила с ответом на твое последнее письмо, в котором ты поздравляла меня с женитьбой Вани; та же причина помешала мне написать те­бе раньше. Свадьба состоялась 27 числа прошлого месяца..! Все твои сестры и братья приезжали к свадьбе».

Прежде всего кажется совершенно невероятным, чтобы в апреле 1837 года, будучи в трауре и глубоко переживая ги­бель мужа, Наталья Николаевна поехала на свадьбу. Но это наше предположение, а нужны документы. Таким докумен­том могла бы быть точно установленная дата свадьбы Ивана Николаевича Гончарова.

В архиве Гончаровых нам удалось найти три документа, неопровержимо устанавливающие год и дату бракосочета­ния Ивана Гончарова. Это, во-первых, письмо самого Ивана Николаевича из Яропольца, датированное 26 февраля 1838 года, в котором он сообщает Дмитрию Николаевичу, Наталье Николаевне и Александре Николаевне, жившим тогда на Полотняном Заводе, о своей помолвке с княжной Марией Мещерской. Приведем начало этого письма:

«Ярополец, 26 февраля 1838 г.

Дорогие друзья брат и сестры!

Пишу вам всем вместе, так как я буду говорить только об одном предмете... Извещаю вас о моей женитьбе на княжне Марии Мещерской. Я не хочу распространяться об этом при помощи избитых фраз или изысканных выражений, кото­рые многие употребляют, извещая о подобном событии, ска­жу только, что вот уже три дня, как будущее мое решено».

Во-вторых, нами найдено также письмо Натальи Ива­новны, тоже из Яропольца, от 28 февраля того же года, в котором она сообщает о женитьбе сына. Несомненно, Иван Николаевич приехал в Ярополец просить у матери благословения на брак, и оба письма были отправлены от­туда одновременно. И, наконец, третьим документом явля­ется запись в бухгалтерской книге расходов семьи Гончаро­вых за 1838 год, в которой значится, что 11 апреля этого го­да И. Н. Гончарову было выдано на свадьбу 3000 рублей ас­ сигнациями.

Свадьба состоялась 27 апреля 1838 г. в Яропольце, о чем свидетельствуют письма Н. И. и И. Н. Гончаровых.

Таким образом, в свете этих новых материалов можно считать доказанным, что письмо Н. И. Гончаровой к дочери было написано 15 мая 1838 года. Что касается неправиль­ной датировки его 1837 годом, то можно предположить, что или Наталья Ивановна ошиблась, или цифра «восемь» напи­сана неясно, а надо сказать, что почерк у нее очень нераз­борчивый и иногда с трудом поддается расшифровке. Сле­довательно, версия о том, что Е. Н. Гончарова была бере­менна до брака, отпадает.

Письмо Екатерины Николаевны от 9 ноября — несо­мненно, реакция на вызов Пушкиным Дантеса на дуэль и по­следовавшие за этим события. Независимо от исхода дуэли она считает, что ее брак с Дантесом невозможен: «мое сча­стье  уже безвозвратно утеряно». Чем можно объяснить ее от­чаяние? Как бы оно ни было глубоко в тот момент, все же она могла предполагать, что когда-нибудь впоследствии она встретит другого человека, с которым сможет связать свою судьбу. Однако, очевидно, это было невозможно. Невольно напрашивается мысль: если Екатерина Гончарова и не была беременна до брака с Дантесом, возможно, все же она была в связи с ним? Не на это ли намекает в своем последнем письме от января 1837 года Александра Николаевна, гово­ря, что Екатерина «выиграла в отношении приличия». Не в этом ли состояла тайна, разглашения которой так боялись и Жуковский, и Загряжская, и Геккерны?

Приведем несколько выдержек из конспективных заме­ток Жуковского о дуэли Пушкина.

«7 ноября. Я поутру у Загряжской. От нее к Геккерну... Открытия Геккерна... О любви сына к Катерине... О предпо­лагаемой свадьбе... Мысль все остановить — возвращение к Пушкину. Les revelations (откровения). Его бешенство».

Если предположить, что Геккерн «открыл» Жуковскому тайну связи Дантеса с Екатериной, а Жуковский сообщил об этом ничего не подозревавшему Пушкину, то становится по­нятной его реакция на это «откровение»: его бешенство.

В недавно опубликованном письме графини С. А. Бобринской, подруги императрицы Александры Федоровны, занимавшей видное положение в придворных кругах, мы находим очень прозрачные намеки на обстоятельства, пред­шествовавшие свадьбе. Приведем некоторые выдержки из этого ее письма, адресованного мужу.

«... Никогда еще с тех пор, как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских­ гостиных. Геккерн, Дантес женится! Вот событие, которое поглощает всех и будоражит стоустую молву... Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицой, поэтичной красавицы жены Пуш­кина... ничем другим я вот уже целую неделю не занимаюсь, и, чем больше мне рассказывают об этой непостижимой ис­тории, тем меньше я что-либо в ней понимаю. ...Под сенью мансарды Зимнего дворца тетушка плачет, делая приготов­ления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу X видно одно лишь белое платье, и это непорочное одеянье невесты кажется обманом! Во всяком случае ее вуаль прячет слезы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. Перед нами разыгрывается драма, и это так грустно, что за­ставляет умолкнуть сплетни».

И, наконец, в письме А. Н. Карамзина к брату от 13 (25) мар­та 1837 года есть одна знаменательная фраза, относящаяся к Екатерине Геккерн:«... Та, которая так долго играла роль свод­ни, стала в свою очередь любовницей, а затем и супругой».

Таким образом, в настоящее время имеется несколько до­кументов, свидетельствующих в пользу этого предположения.

Не подлежит сомнению, что письмо Екатерины Гонча­ровой отражает и тяжелую, напряженную обстановку в до­ме Пушкина в эти дни. О пасквиле и о предполагаемой дуэ­ли узнали и Наталья Николаевна, и Екатерина, и Александ­ра, а также и Иван Николаевич Гончаров. Последний был немедленно послан сестрами в Царское Село за Жуковским. Семья волновалась.

В письме Екатерина Николаевна спрашивает брата: «Ду­маешь ли ты приехать и когда?» По-видимому, после 4 нояб­ря Дмитрию Николаевичу было послано кем-либо из Гонча­ровых сообщение о событиях с просьбой приехать. Надо ду­мать, что письмо Екатерины побудило его экстренно вые­хать в Петербург.

В архиве Гончаровых нами обнаружены документы, да­тирующие этот отъезд. В послужном списке Д. Н. Гончарова имеется запись о том, что ему был предоставлен отпуск: «...1836 г. с 14 ноября на 8 дней; в архив явился 27 ноября». Далее в расходной книге по дому Гончаровых за 1836 год за­писано: «...15 ноября издержано за подорожную для госпо­дина Дмитрия Николаевича в С.-Петербург — 3 р. 45 к.»

Надо полагать, Дмитрий Николаевич получил письмо сестры 12—13 числа, и в тот же день подал прошение об от­пуске. Очевидно, он выехал 13 ноября и 17-го уже был в Пе­тербурге. Расхождение на один-два дня с записью в расход­ной книге объясняется тем, что иногда эти записи делались с запозданием.

Срочный выезд главы семьи Гончаровых в Петербург свидетельствует о том, насколько его взволновало письмо Екатерины Николаевны, дата же отъезда из Москвы, а следовательно, и прибытия в столицу, косвенно позволяет датировать письмо Е. И. Загряжской, приводимое ниже.

Общеизвестно, какие усилия прилагали Жуковский, За­гряжская и секунданты к тому, чтобы предотвратить дуэль. Но можно легко себе представить и те бурные пережива­ния, которые волновали всех в доме Пушкина, и не прини­мать их во внимание никак нельзя. Несомненно, и Наталья Николаевна, и все Гончаровы старались повлиять на Пуш­кина. Не умоляла ли его и сама Екатерина Николаевна отка­заться от дуэли?..

В свете этих предположений приведем письмо поэта к его секунданту графу В. А. Соллогубу.

«17 ноября 1836 г.

Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал г-на Ж. Геккерна на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить считать этот вызов как бы не имевшим места, узнав из толков в обществе, что г-н Жорж Геккерн решил объявить о своем намерении же­ниться на мадемуазель Гончаровой после дуэли. У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображени­ям, недостойным благородного человека.

Прошу вас, граф, воспользоваться этим письмом так, как вы сочтете уместным. Примите уверения в моем совершен­ном уважении.

А. Пушкин».