Осенью 1640 года Дежневу пришлось выполнять второе, более ответственное самостоятельное поручение — ходить на мятежного князца Сахея. Еще летом жители центральной Якутии, недовольные ясачным обложением, осадили Якутский острог. Осада оказалась безуспешной, и в конце концов князцы заключили мирное соглашение с русскими властями и согласились платить ясак. Однако несколько князцов- тойонов кангаласского рода и в их чисте Сахей Отнаков отвергли соглашение. Парфен Ходырёв тогдашний управляющий острогом послал двух казаков — Федота Шиврина и Ефрима Зипунка для сбора ясака с непокорного Сахея и его рода. Воинсвенный князец напал на сборщиков ясака и убил их, откочевав со всем родом в дальние земли Оргутскую волость на среднем Вилюе. Против Сахея был выслан отряд служилого человека Ивана Метленка. Но якуты сумели заманить отряд в засаду и нанести ему тяжелые потери. Сам Метленк был убит сыном Сахея Тоглыткой. Вот тогда-то якутские власти и послали для умиротворения непокорного тойона и ясачного обложения его рода Семена Дежнева.
Перед ним встала сложная задача смирить Сахея, но не руководствоваться чувством мести и избегать кровопролития. Сборщики ясака допускали немало злоупотреблений и жестокостей и нередко сами провоцировали якутов на оказание сопротивления. По-видимому, Дежнев стремился лишь припугнуть Сахея, но больше действовал словесным воздействием, стараясь наладить с ним добрые отношения и его от «государевой милости не отогнать».
Подробности похода Дежнева в Оргутскую волость нам, к сожалению, неизвестны. Не знаем мы и что заставило Сахея смириться. Но сложное поручение было выполнено Дежневым успешно Его отряд возвратился в Якутск, не понеся ни малейших потерь. Дежнев проявил себя как терпеливый и гибкий политик, не только замирившись с Сахеем, но и взыскав ясак спална и с самого князца, и его детей и членов его рода. Весь этот взысканный с Сахеева рода ясак составил 3 сорока 20 (то есть 140) соболей.
7. НА ЯНЕ
Успешное выполнение Дехневым первых самостоятельных поручений заставило обратить на него внимание. И на Амге и Татте, и Оргутской волости он проявил себя не только исполнительным и расторопным казаком, но и осторожным гибким политиком предпочитавшим доброе слово и увещание силе оружия. Как показал опыт, эти его качества позволяли легче достичь взаимопонимания и доверия с аборигенами. Они оказывались более эффективным и действенным оружием, чем казацкая сабля или «огненный бой»
В конце 1640 года письменный голова Василий Поярков, продолжавший управлять Якутским острогом после отстранения Парфена Ходырева, набирал два отряда для сбора ясака на Яне и Индигирке, недавно открытых реках. Яну русские знали уже за восемь лет до этого. Мы видели, что честь первооткрывателя этой реки принадлежала Ивану Реброву. «А преж меня на тех тяжелых службах, на Янге и Собачьей (Яне и Индигирке. — Л.Д.) не был никто, проведал я те дальняя службы», — писал он в своей челобитной.
Еще в начале 30-х годов Ребров с Мангазеи прошел по Нижней Тунгуске и Вилюю на Лену. Перезимовав в Жиганах, Ребров вместе с енисейским служилым человеком Ильей Перфильевым вышли морем на Яну, где захватили в аманаты юкагирских князцов и собирали ясак. По уверению Реброва, янские соболя были лучше всех, которые он видел до тех пор. «На великой реке Лене и в сторонних реках таких добрых соболей нет», — докладывал он. Собранный ясак Перфильев отвез в Енисейск, а Ребров в сопровождении служилых и промышленных людей отправился далее на восток, на Индигирку, «Собачью тож» для «прииску новых землицу».
Вслед за Ребровым на Яну пробрались Елисей Юрьев Буза, казачий десятник, и с ним с десяток казаков и до сорока промышленных людей. Вести о богатствах северных рек Яны и Индигирки доходили до Якутска вместе с партиями ясачной пушнины. Прокопий Кулов Плехан, приплывший от Елисея Бузы, заявил: «с падучих рек в море будет тебе, государь, прибыль в ясачном сборе». Василий Поярков набирал в поход на Яну охотников — не более пятнадцати человек. Охотников набралось немало, и служилых, и промышленных людей, писавших самолично или диктовавших грамотеям челобитные с просьбой отпустить «в новые землицы». Подал челобитную и Семен Дежнев. Челобитчиков манили неизведанные земли, возможность выбиться из постоянной нужды, да и уйти подальше от тяжкой опеки администрации. Хотя Поярков еще не был наделен воеводскими правами и лишь временно управлял острогом, он не раз давал подчиненным почувствовать свою тяжелую руку и крутой характер. В дальних походах можно было вдохнуть полной грудью, почувствовать себя вольной птицей.
Из охотников сформировались два небольших отряда. Во главе их были поставлены Посник Иванов и Дмитрий Михайлов Зырян, Прозвище второго указывало, вероятно, на его происхождение с Печоры, края, заселенного коми-зырянами, и, возможно, и коми-зыряновскую принадлежность. Оба были людьми опытными и предприимчивыми. Их имена неоднократно упоминаются в документах Якутской приказной избы середины XVII века. Отряд Иванова отправлялся на Индигирку, Зыряна — на Яну. В составе зыряновского отряда находился и Дежнев.
В поход казаки снаряжались за собственный счет Дежнев не составил исключения. Ему, как и его товарищам, приходилось покупать на свои деньги лошадей продовольствие, снаряжение, одежду, обувь. За лошадь которая на «Руси» стоила обычно 3–4 рубля, в Якутске приходилось переплачивать по меньшей мере вдесятеро, за лыжи платили два рубля, за нарты рубль, шубный кафтан — три рубля, «шубы одеванные» — четыре рубля. Это были непомерно высокие цены, если вспомнить, что годовой денежный оклад рядового казака достигал всего лишь пяти рублей. За лошадь приходилось потратить несколько годовых окладов. Одного оклада не хватало, чтобы одеться. Как пишет сам Дежнев в своей челобитной 1662 года: «И я, холоп твой, для твоей государевой службы купил две лошади, дал 85 рублев, и платьишко, и обувь и всякий служебный завод, покупаючи в Якутском остроге у торговых и у промышленных людей дорогою ценою: стал подъем мне, холопу твоему, больши сто рублев».
Итак, снаряжение в поход обошлось Дежневу более чем в сто рублей. Вспомним, что за 1640 год он получил денежное жалованье сполна — пять рублей, и в счет жалованья будущего года два рубля с полтиной. Хлебный оклад, «для янской юкагирской службы» был им получен за год вперед — «пять четвертей с осминою муки ржаной, да за крупу и толокно две четверти муки ржаной, да за соль за полтора года дана осмина муки ржаной…».
Возникает вопрос, за счет каких источников мог казак собрать весьма значительную по тому времени сумму, необходимую для подъема? Очевидно, Дежнев, как и его товарищи, располагал собственной пушниной. Отправляясь на Амгу и на Вилюй, он не только собирал государев ясак, но и выменивал у якутов шкурки на пользовавшиеся спросом товары.
А возможно, и сам иногда охотился. Это было общепринято. Пушнину всегда можно было выгодно сбыть торговым людям, обратив ее в деньги. Можно было и расплачиваться с продавцами непосредственно шкурками, приобретая у них снаряжение в дорогу. Пушнина, в первую очередь соболь, имела хождение в качестве денег. Если же своей пушнины не хватало, к услугам казака оказывались заимодавцы — торговые люди и ближайшие к воеводе служилые, промышлявшие ростовщичеством. Ссужая казаков, они рассчитывали, что те рано или поздно возвратятся с богатой добычей и вернут долги с немалыми процентами. По-видимому, Дежнев исчерпал на подъем все свои сбережения и еще наделал долгов.
Яну отделяют от Лены сотни верст горной, почти безлюдной тайги, расстилающейся по склонам и отрогам Верхоянского хребта. Сотни — это еще не тысячи. По местным сибирским понятиям путь от Якутска до Яны не столь уж и далек — каких-нибудь пять недель пути. В Восточной Сибири расстояние исчисляется не верстами, а «днищами» — днями или неделями пути. Неделя пути от Якутска до алданского перевоза по сравнительно обжитой Центрально-Якутской равнине. И еще четыре недели пути по горным тропам, ущельям, перевалам ленско-янского междуречья. Летом здесь не проедешь. Таежные чащобы сменялись топкими болотами, быстрыми речушками, стиснутыми крутыми склонами долин и ущелий, каменистыми осыпями. Да и гнус покоя не дает ни людям, ни лошадям.
Вышли в путь зимой. Зима в Якутии ранняя. В сентябре уже сильные заморозки и первые снегопады. К началу зимы снег плотным слоем застилал землю, а реки и озера сковывало прочным ледяным панцирем. Шли по снежной целине, придерживаясь речного русла, подымаясь по Тумарху, притоку Алдана, вверх до перевала, за которым уже уходила на Север долина Дулгалаха, одного из янских истоков. Ночевали у костра,
