выразить суть понятия «человечность», он ответил: «Это — любовь к людям». Конфуций не был ни отшельником, ни аскетом. Однако, Воздержание и Умеренность были возведены им почти что в идеал:
—
Ориентир же в человеческих отношениях таков:
—
Во всем мире известен и другой афоризм Конфуция:
—
Самосовершенствование должно быть направлено не на самого себя, а на всеобщее благо, или, говоря словами самого Конфуция: «Совершенствовать себя, — чтобы тем самым обеспечить благоденствие других». В «Лунь юй» сохранилось немало драгоценных свидетельств о характере самого Учителя, бережно и с любовью собранных его учениками:
Уже здесь содержится намек на одну из характернейших черт традиционного китайского мировоззрения — культ предков и почитание родителей. Конфуций много сделал для укрепления данного устоя социального бытия и общественной гармонии. Ритуал — вообще одна из центральных категорий «Лунь юй». Регламентация знаменитых «китайских церемоний» во многих своих в последствии канонизированных моментах восходит именно к Конфуцию и основанному на его учении конфуцианству, не без основания названному религией ученых. Конфуцианская концепция этикета неотделима от общих гуманистических установок:
— Быть человечным к ритуалу — значит победить себя и возвратиться.
Если однажды победишь себя и возвратишься к ритуалу, все в Поднебесной согласятся, что ты человечен. От самого себя, не от других, зависит обретение человечности.
Знание и ученость возведены Конфуцием в подлинный культ. Достичь их вершин невозможно без изнурительного ученического труда и учета тех многочисленных опасностей, что подстерегают подвижников на этом пути:
— Когда стремятся к человечности, но не хотят учиться, то это заблуждение приводит к глупости. Когда стремятся проявить свой ум, но не хотят учиться, то это заблуждение ведет к распущенности. Когда стремятся быть правдивым, но не хотят учиться, то это заблуждение приносит вред. Когда стремятся к правоте, но не хотят учиться, то это заблуждение приводит к грубости. Когда стремятся быть отважным, но не хотят учиться, то это заблуждение приводит к смуте. Когда стремятся к непреклонности, но не хотят учиться, то это заблуждение приводит к безрассудству.
Китай велик и могуч. Потенциал китайского народа неисчерпаем. Главной заботой великих сынов Поднебесной во все времена было — процветание государства. Из недр народных, из самых глубин народного духа вышло немало великих мудрецов. Конфуций на две головы выше любого из них. Его фигура заметна из любого уголка земли. Так было, так есть и так будет всегда!
НАУКА И ФИЛОСОФИЯ
9. ГЕРОДОТ
«ИСТОРИЯ»
Не так уж много на свете ученых и писателей, кто заслужи бы звание «отца». Геродот — из числа этих немногих. С легко руки Цицерона ему было присвоено имя «отец истории», таковым он остался до наших дней. Других нет. И, видимо, больше не будет.
Геродот не был первым, кто написал обширное историческое сочинение. Но до него не существовало летописей такого масштаба, такой степени глубины анализа эмпирического материала. Ему первому удалось с высоты птичьего полета охватить орлиным взором почти всю Ойкумену, прошлое практически всех народов и стран, известных тогдашнему античному миру.
Знаменитый труд создавался в «золотой век» расцвета афинской демократии (век Перикла, который был личным другом историка) и состоит из 9 глав. Название каждой из них звучит божественно — в полном смысле данного слова, ибо названы они именами девяти муз — дочерей Зевса-Олимпийца и титаниды Мнемозины (Богини памяти): Клио, Евтерпа, Талия, Мельпомена, Терпсихора, Эрато, Полигимния, Урания, Каллиопа. Такая необычная для научного труда структура — заслуга не самого «отца истории», а позднейших александрийских систематизаторов, присвоивших каждому из девяти свитков (книг) Геродота имя одной из девяти муз. И это симптоматично. Потому что великая книга воспринимается равно и как серьезное научное, и как художественное произведение.
Формально летописный шедевр Геродота посвящен истории греко-персидских войн. Таков, по всей вероятности, был первоначальный замысел, а возможно, и заказ властей или друзей. Но историк обращается непосредственно к избранной теме лишь примерно с середины своего труда. Его кругозор и энциклопедичность никак не вмещаются в прокрустово ложе — пусть одного из впечатляющих, но, с точки зрения вечности, достаточно локального — события общемирового исторического процесса. Вот почему первоначально в Геродотовой «Истории». Дается панорамный обрис всего мира.
Для такого решения научной и литературной задачи у будущего «отца истории» был и личный опыт, и накопленные традиции логографов (первых составителей эллинских хроник, ТРУДЫ которых дошли до наших дней в незначительных отрывах). Кроме того, за плечами автора были многолетние странствия по сопредельным с Элладой странам, изучение их особенностей и исторических корней. Мало кто в те времена мог похвастаться столь разнообразными маршрутами на юг, север и восток: Египет, Малая Азия, Финикия, Вавилон, Балканы и Прибалканье, Северное Причерноморье, где более всего любознательного эллина интересовали загадочные скифы. Именно благодаря Геродоту дожили до наших дней наиболее полные и достоверные сведения о народах, населявших в древности территорию нашей Родины — вплоть до северной Гипербореи.
Хрестоматийно-чеканная начальная фраза бессмертного литературного памятника точно навечно высечена на граните звучит, как торжественная увертюра:
За этим следует по существу всемирный исторический очерк занимающий пять с половиной книг, то есть более половины всего труда. В центре внимания Геродота оказываются лидийский, египетский,