100 Великих Книг

Я вознесусь, и мое нерушимо останется имя.
Всюду меня на земле, где б власть не раскинулась Рима,
Будут народы читать, и на вечные веки, во славе —
Если только певцов предчувствиям верить — пребуду.

24. «КАЛЕВАЛА»

«Калевала» — литературное сокровище не только финно-угорской духовной культуры, но и всего человечества. В финских и карельских рунах запечатлены такие архаичные пласты человеческого самосознания, которые распространяются на предысторию большинства народов Евразии. И дальше. Здесь сохранились не подвластные времени и беспамятству сюжеты, относящиеся к борьбе патриархата и матриархата, золотого и железного веков, различных тотемных кланов, не говоря уже о древнейшей космогонии «Калевала» — как она знакома современному читателю — бережно обработанный и скомпонованный в целостную книгу фольклорный материал, собранный в начале XIX века Элиасом Ленротом среди карелов, ижорцев и финнов, проживавших тогда на территории Российской империи (главным образом в Архангельской губернии, где финские и карельские поселенцы также бережно хранили древние руны, как русское население — былины). Тем не менее, несмотря на сравнительно недавнюю запись (что, впрочем, относится к фольклорным текстам большинства народов Земли), «Калевала» — одно из древнейших стихотворных произведений человечества.

Точная датировка большинства ее сюжетов вообще затруднительна. С одной стороны, книга изобилует архаичными родоплеменными реминисценциями. С другой стороны, многие эпизоды заведомо позднего происхождения. Иначе, печатный текст «Калевалы» — сплав древности и современности (если под последней подразумевать всю эпоху после принятия христианства). Однако, не считая незначительных христианских реалий типа нательных крестиков и заключительного крещения ребенка — будущего властителя Карелии (вставной фрагмент явно позднего и конъюнктурного происхождения), «Калевала» — всецело языческая книга — буйная, непредсказуемая и многоцветная, с множеством древних Божеств, постепенно превратившихся в народном представлении в обычных людей, наделенных, тем не менее, волшебными способностями.

Неповторим и незабываем образный и поэтический язык «Калевалы». Он настолько сладкозвучен, что даже в русском переводе воспринимается как верх совершенства.

Мне пришло одно желанье,
Я одну задумал думу, —
Быть готовым к песнопенью
И начать скорее слово,
Чтоб пропеть мне предков песню,
Рода нашего напевы
На устах слова уж тают,
Разливаются речами,
На язык они стремятся,
Раскрывают мои зубы.

(Перевод — здесь и далее Л. Бельского)

Переводится название эпической поэмы как «Сыны Калевы» (Калева — родоначальник карело- финских племен). Многие главные герои «Калевалы» из числа первопредков. Таков северный Орфей — Вяйнемейнен (сокращенно — Вяйно) — Мудрый старец, сказитель и песнопевец-музыкант, шаман и волшебник. Он несет в себе отпечаток архаичного Божества-демиурга и живого человека, подверженного сомнениям и страстям (в частности, Вяйно часто и обильно плачет). Точнее, образ Вяйнемейнена, как он дожил до наших дней, соединил в себе представления о первопредке и первотьорце. Черты последнего особенно заметны в начальных космогонических главах.

Вяйнемейнен — сын Небесной Богини — Ильматар, дочери воздушного (и безвоздушного, то есть космического) пространства. Забеременела она одновременно от буйного Ветра (он «надул» плод) и синего Моря, давшего «полноту» (следовательно, обоих можно считать отцами Вяйно). Роды так и не наступали, пока Ильматар не превратилась в Мать воды — первозданную водную стихию и не выставила над бескрайним первичным Океаном пышущее жаром колено. На него-то и опустилась космотворящая птица — Утка (у других северных народов это могла быть гагара, у древних египтян — дикий гусь, у славяно-руссов — гоголь-селезень, но мифологическая первооснова у всех одна). Из семи яиц, снесенных Уткой (шесть золотых и одно железное), и родилась Вселенная, весь видимый и невидимый мир:

Из яйца, из нижней части,
Вышла мать-земля сырая;
Из яйца, из верхней части,
Встал высокий свод небесный,
Из желтка, из верхней части,
Солнце светлое явилось;
Из белка, из верхней части,
Ясный месяц появился;
Из яйца, из пестрой части,
Звезды сделались на небе;
Из яйца, из темной части,
Тучи в воздухе явились…

В этом изумительном фрагменте зачатки многих космологии и мифологем других культур, связанных с представлениями о Космическом яйце, что свидетельствует о былой социокультурной и этнолингвистической общности всех народов Земли. Данный факт явственно обнаруживается и в мотиве расчлененного человеческого тела, части которого становятся стихиями, объектами Вселенной. В индоарийской традиции классическим образом такого типа выступает вселенский великан Пуруша: из его частей создается весь видимый и невидимый мир. Но аналогичные представления имеются во множестве других древних культурах и мифологиях — как индоевропейских, так и неиндоевропейских (например, в китайской).

Точно так же и в «Калевале» содержатся реминисценции архаичных и общих некогда для всех народов Евразии представлений о расчлененном теле (данный почти что навязчивый образ связан, по- видимому, с тем, что на заре мировой истории повсюду были распространены человеческие жертвоприношения, имевшие магический смысл). Так, в эпизоде о неудачном сватовстве Вяйнемейнена (напомним, он в прошлом — космический демиург) девушка-лопарка предпочитает утопиться, но не выходить замуж за старика. При этом ее тело превращается в части живой и неживой природы, о чем она сама сообщает белому свету. На много кусков разрубается и тело убитого Лемминкяйнена; их потом с огромным трудом собирает его мать и с помощью заклинаний оживляет сына. (По существу, здесь тот же сюжет, что и в древнеегипетском мифе об убийстве и расчленении тела Осириса, которого потом по кускам собирала и оживляла Исида).

Черты первобытной мифологической архаики несет на себе и образ другого героя «Калевалы» — кузнеца Ильмаринена. «Вековечный кователь», как именует его «Калевала», из рода волшебных космический