никто никогда не слушает.
– Ну почему, я, например, очень даже слушаю, – возразила Алиса, – только смотри, что выходит!
Белый зигзаг молнии снова проступил на коричневом фоне, но теперь она угрожала только одному человечку… Кто же это мог быть?
В квартире на Самотеке полным ходом шли приготовления к последнему и решительному бою с ожившим мертвецом. Карлос, Швыр и профессор Серебряков в своих успевших неимоверно надоесть ему латах, словно заправские штабисты, склонились над овальным столом с расстеленным на нем квантовым компьютером. На его плоском, как носовой платок, экране застыла маленькая диаграмма баланса светлых и темных сил.
– Мелковато изображение, – пожаловался профессор Серебряков, поправляя опустившееся было забрало шлема. – У меня возрастная дальнозоркость, а очки дома на Восстания остались, в плену у Брюса.
– Что же вы молчали, сеньор Вилен? – удивился Карлос и обратился к Швырову: – Михаил, помоги мне, пожалуйста.
– Что надо делать?
– Берем дисплей за концы и растягиваем равномерно по всему столу.
Швыров и Карлос придали компьютеру нужную форму. Теперь экран напоминал овальную скатерть, покрытую разноцветными графиками, диаграммами и каскадами окошек с быстро, словно в полицейском боевике или фильме ужасов, меняющимися картинками. В большинстве своем это были показанные в фас и профиль монстры, чудовища, ведьмы, черные маги и другие представители инфернальных сообществ, организаций и структур.
– Мне нечем вас порадовать, – сказал Карлос, поднимая глаза на профессора и Швыра, – дела обстоят еще хуже, чем можно был ожидать.
– Что случилось? – в один голос спросили они.
Карлос ткнул пальцем в одно из окошек, и оно развернулось во весь овальный экран. На нем появилось изображение Брюса. Он был в черной профессорской мантии и треуголке, из-под которой спускались на плечи локоны белого парика. На кончике его носа каким-то чудом держались серебряковские очки. За плечами мага открывалась уходящая вдаль бесконечная анфилада, заполненная темными сущностями всех видов, форм и размеров, какие только можно себе вообразить.
– Узнаете, профессор? – спросил Карлос Серебрякова, а когда тот вопросительно на него взглянул и недоуменно пожал плечами, пояснил: – Это ваша квартира на площади Восстания. Теперь в ней открыты магические врата, и вся нечисть, прибывающая в Москву на Собор темных сил, проходит регистрацию у нового секретаря Брюса. Видите? – Карлос ткнул пальцем в маленькую фигурку, и она увеличилась до размеров портрета в овальной рамке. Вот этот тип, похожий на бумажную мумию в четырехуголке, который сидит за вашим, профессор, компьютером, и есть доверенное лицо Брюса. Я, можно сказать, получаю информацию прямо от него. Хотя он, само собой, об этом не подозревает.
– Что еще за Собор темных сил? – насторожился Швыров.
– Чтобы приветствовать воскресшего Брюса, в Москве будет проведен парад инфернальных сил, – пояснил Карлос, – а значит, на нем будут присутствовать не только нижние чины ада, мелочовка вроде йерубов или мертверов, но и черные маги разной степени посвящения. Вы представляете, что это означает для Москвы и живущих в ней людей?
Михаил не удержался от грубого слова, но профессор и Карлос не обратили на это ни малейшего внимания. Ситуация оправдывала употребление даже более крепких выражений. Профессор Серебряков, погромыхивая латами, обошел стол по кругу и направился к окну. Отодвинул тяжелую коричневую портьеру, выглянул на улицу. Сумрак заметно сгустился по сравнению со вчерашним днем. Небо почти полностью было обложено черными облаками, закрученными в воронки с рваными клочковатыми завитушками по краям.
Подавленный этим мрачным зрелищем, он вернулся к столу и остановился между Швыровым и Карлосом, но ничего не сказал. В противном случае пришлось бы оправдываться. Ведь всю эту атмосферную кашу вкупе с нарушением магической симметрии заварил именно он, профессор Серебряков.
Карлос, взглянув искоса на старого ученого, подумал, что он в этих серебристых латах очень похож на рыцаря печального образа – профессионального романтика из Ламанчи – Дон Кихота. Некоторое время они молча смотрели на красочную цифровую скатерть, переливающуюся всеми цветами радуги.
И вдруг Швырова осенило!
– А ты определил место проведения их отстойного съезда? – спросил он Карлоса.
Испанец ответил, что пока нет, но это вопрос буквально нескольких часов. Ясно одно: Собор будет проведен в Москве. Скорее всего, в Кремле на Ивановской площади или рядом с ним на Красной. На ней удобнее всего проводить парады. Есть пирамида вечно живого покойника Ленина, которую можно использовать в качестве трибуны. Есть некрополь за Мавзолеем, где покоится тело еще одного забальзамированного мага – Сталина, а еще ряда других, послабее, чем эти два, но тоже оставивших свой темный след в истории магической вселенной.
– Сомневаюсь, что это произойдет там, где ты сказал, – скептически скривился Швыров. – Для этого сначала надо захватить власть в городе – занять почту, телеграф, Интернет, не говоря уже о Кремле и Белом доме. Сначала они соберутся на своей территории. Это ясно как дважды два четыре.
– Это здесь, в реальном мире, четыре, – парировал его выпад Карлос, – а в магическом может быть сколько угодно. Давайте подождем пару часов, выясним, где они соберутся, и нанесем удар. Если мы сумеем этапировать Брюса во времени и доставить в будущее, где все под контролем, ваш мир вернется к состоянию равновесия.
На том и остановились. Профессор Серебряков подошел к телефону и набрал какой-то номер. Долго стоял с трубкой у поднятого забрала, но так и не дозвонился.
– Ты не знаешь, почему Ванда не отвечает на звонки? – поинтересовался профессор у Швыра.
– Ее дома нет. Она мне на мобильник эсэмэску скинула, чтобы я не волновался, – беспечно отмахнулся от вопроса Михаил.
– Я все-таки не понимаю, – возмутился Серебряков, – как Ванда могла оставить меня в таком ужасном положении? Ведь мы партнеры! Это как-то, знаете, не по-товарищески!
Накинув на себя перед зеркалом белую, достающую до пят сорочку, баба Ванда довольно подмигнула своему отражению. Она распустила свои длинные волосы, и они растеклись у нее по спине тяжелой каштановой волной.
Переступая босыми ногами, ворожея подошла к торцевой стене полуподвала и произнесла заклинание, сопровождая слова пассами. В стене возникла тяжелая дубовая дверь с витой медной ручкой. Ванда, не подходя к ней, мысленно потянула ее на себя, и она отворилась.
Об этом помещении, кроме нее, не знал никто, даже Михаил. Посреди большой сводчатой комнаты стоял алтарь, покрытый черным плюшем, на нем в строгом порядке были расставлены массивные подсвечники. Еще один взмах руки, и свечи загорелись. В углах комнаты задымились кадильницы с благовониями, наполняя помещение сладким ароматным дурманом.
У подножия алтаря лежала охапка цветов, красные яблоки и синий виноград. В стеклянной чаше таяли кубики льда, в небольшом фужере был насыпан мелкий желтый речной песок, на подставке стоял полый стеклянный запаянный шар.
Она подошла к алтарю и встала на колени. Взяла яблоко от подножия алтаря, закрыла глаза и тихим голосом заговорила:
– Через яблоко человек в раю соблазнился, змей-искуситель к нему спустился. Заклинаю я своим колдовским делом, заклинаю своим телом. Духи Адама и Евы, явитесь, часы времени повернитесь. Будь кровь моя, как соль четверга обличьем, как мед сладка, кожа нежна, как розы цвет. Заклинаю я белый свет и темную ночь: пойди старость прочь! Духи стоят, яблоки едят, поминают старость мою и дают мне вечность свою!
Баба Ванда поднялась с колен и положила яблоко в чашу со льдом, туда же отправились две соленые кильки.
– Кровь моя кипит, немая рыба не говорит. Пусть рыба старость изопьет, на себя заберет, а яблоко мне младость пошлет!
Она схватила охапку цветов и стала рвать букет на мелкие части, на пол полетели листья и лепестки
