Журнал «День и Ночь» №3 2009 г.

А может быть и то: в изгнанье
свершая страннический путь,
на жарком сердце плащ молчанья
он предпочёл бы запахнуть, —

боясь унизить даже песней,
высокой песнею своей,
тоску, которой нет чудесней,
тоску невозвратимых дней…

Но знал бы он: в усадьбе
дальней одна душа ему верна,
одна лампада тлеет в спальне,
старуха вяжет у окна.

Голубка дряхлая дождётся!
Ворота настежь… Шум живой…
Вбежит он, глянет, к ней прижмётся
и всё расскажет — ей одной.

Иван Переверзин Птицы вечности

Мы оглохли от хриплых и разных
свистунов на руинах основ,
от пророков ленивых и праздных,
извращающих истинность слов.

Жить и жить бы спокойно и тихо
в мирозданье, где есть тополя,
где цветёт-доцветает гречиха,
дышат свежестью мёда поля.

Мельник с неба просыплет мучицы —
мы и сыты, и с хлебом живём…
Птицы вечности, вечные птицы,
я не знаю, что в сердце моём.

Только ходики слышатся в доме,
только тени мерцают хитро.
И всю ночь я держу на ладони
прядь волос — золотое перо.

Жизнь или смерть? Конечно, жизнь!
Но только чтобы, братцы,
душой не опускаться в высь,
во тьму не подниматься.

Я видел в смерти столько слёз,
кровь в жилах леденела!
И боль прожгла мой дух насквозь,
и стало пеплом тело.

Октябрьская буря и первый мороз
швыряют остатки листвы под откос:
деревья, как годы, — и годы, как лес,
пронизаны ветром до края небес.
Утраты считаю одну за другой.
За ветку держусь, пережёван пургой.
Держусь и держусь, вспоминая о том,
как птахи звенели над майским кустом,
как лоси трубили два утра подряд
и в ранний восход проливался закат.
Предзимнее время, осенняя Русь…
За мёртвую ветку держусь и держусь.

И даже камнем обрастая,