Нельзя и всходит из воды как сталь сквозь овныВсё тот же точный человекРанету кровный* * *Господи, что тридцать шесть просили,Оказались дальше от РоссииОт Урала и т. д. Что дальше? —Кажется: таджики и асфальтомВертикально залитое поле(На полях — денщик и нет убояБольшего, чем нам дано. Раздолье,Но и тело выглядит убого.).Господи, смотри в глаза мне — сколькоНадо говорить, чтобы молчать?Оказался дальше, чем скинхеды,И за всё придётся отвечать.Перед этим Томском и СвердловскомЕсли стыдно, — значит повод важен;Спирт без языкаСовсем не страшен,И таджик везёт меня назадГосподи, огромны километры и таджик.Как речи УфалеяНижнего и Верхнего под кожей —Кровоточат ангелы.Молчат.* * *
37
Вернуться в дом когда смотри сотриОкаменело пламя говоритьИ 37 наотмашь бьют часыИ хлеб растёт из хлебных горловинВернёшься в дом и не простишь когдаСтрашишься кожи смерти и себяУмеришь (прыг! — отмеришь семь сорокНа стаи мир поделишь всех потом)И потом отмороженным своимТебя коснутся из шестой строкиТвои три персонажа — идиш твойВсё чаще перемигивает войВернёшься в дом — на полку — в подкиднойИграешь с огородами — с одной…Как хорошо голодным в тридцать семьЧасов вставать или прилечь совсемВ доселе проницаемую смертьВернёшься в дом а дочитать ответНе провернёшься — яблочная синьРезина или воздух сам горитНа семь третей нас делит и следовНайти не можешь (но на всё готовНас ангел провести а изнутриОн с немотой своею)Говори
Степан Рыжаков
Переговорам в Атагах
Аты-баты, шли солдаты.Проклинали жизнь свою.Как нас предали когда-то,Дай гитару! Я спою!
