Никогда ещё в мире этом не рождалась спокойней луна!И, в молчанье высот одета, лира вечера, так стройна,Дуновением тени кличет, их вплетая в недра древес…В этой кротости, в этой неге я ещё не помнил небес!Расцвела луна, как мимоза, тонкой нитью свет протяжён,И, укрыты её свеченьем, словно лёгкий, воздушный сон,Мне видны Кура и Метехи, истомившие белизной…Никогда луна не рождалась глаз нежней в глубине ночной!Здесь, где царственным сном страдальца призрак старца гордого спит,Здесь, где вновь над кладбищем скорбным запах роз с ромашками слит,Ниспадает к земле прекрасной горних звёзд бесконечный свет…Здесь бродил и Бараташвили: одиночества горше — нет…Пусть и я умру в своих песнях — лебедь грустный светлых озёр,Только б вымолвить мне, что ночи жив в душе изначальный взор,Как у сна вырастают крылья от небес до небес иных,И раскрыла синь сновидений паруса мечтаний моих;Как щемящая близость смерти изменяет звучанье грёзЧеловека — лебедя в мире всех гармоний земных и роз;Как я чую, что в море этом для души — умиранья нет,Что дорога грядущей смерти — лишь дорожный пурпурный цвет;Что на ней золотая сказка — драгоценная дерзость певцов,Что не помню я тише ночи — видно, смысл её весь таков;Что, ушедшие, рядом с вами я встречаю песнею смерть,Потому что певец и царь я — да и как, умирая, не петь! — Что за веком вам моя лира будет с песнею отдана…Никогда ещё в мире этом не рождалась спокойней луна!* * *
VI
Да, ты венчалась в ночь эту, Мери!В ночь эту очи твои умирали.Не было горше для неба потери — С грустью осенней сравнится едва ли.Вспыхнув, сиянье рвалось мне навстречу,Пламя, дрожа, разгоралось сильнее.Был отрешённей, чем все эти свечи,Призрачный лик твой, сквозь тайну бледнея.Куполом дивным храм был увенчан,Розы сводили с ума, опьяняя,Но ожиданьем измученных женщинНе исцеляла молитва ночная.Клятву былую твою вспоминаю…Мери, и днесь я не верю — и дале…Знаю — мученье со мной, но не знаю:Ты ли венчалась? Тебя ль отпевали?Камни перстней среди скал затерялись,Ветра зрачками в рыдании стали…Жалость — настигла, с сиротством — спознались,Празднества днём этим мы не искали.Хоть бы шаги меня дальше от храмаПрочь увели! — Я не видел — куда же?Улицей ветер захлопывал рамы,Дождь непрерывно твердил о пропаже.В бурку плотнее закутаться надо,Мысли отринуть — как сон, что не сбылся…Что это? — Дом её? — Нет с нею сладу! — И, обессилев, к стене прислонился.Скорби ни скрыть, ни постичь не умея,Долго стоял я — и, встав надо мною,Лишь тополей очертанья, темнея,Звучной своей шелестели листвою.Ветвь тополиная тихо шептала,Только — о чём же? — Ах, Мери! — кто знает!Видишь — судьба не меня ожидала,С ветром порошей она исчезает.И озаренье меня поразило:Так исчезает? Молю я — кого же?Может, мечта свои крылья раскрыла,Крылья орла, воспарившего всё же?В небо зачем же с улыбкой глядел я,Луч твой ловил, ниспадающий свыше?И отчего же «Могильщика» пел я?Кто «Я и ночь» мою понял и слышал?
