довольны: значит, в их родову пошёл.
А он ничего не знал. Напрасно Алёна скрыла от него, что ждёт ребёнка. Может быть, всё повернулось бы по-иному. Да нет, наверное, случилось всё так, как должно было случиться. Ведь он тогда был как сумасшедший. Скорее всего, и ребёнок не остановил бы его в тот момент.
Он понимал, что виноват перед Алёной. И её сдержанность не обижала его — а что же, она должна была встретить его с распростёртыми объятиями? Так не бывает. Хорошо ещё, что встретила как друга, как родственника, не препятствовала его общению с сыном. Малыш быстро привязался к Виктору, ползал за ним по ковру, смешно подгребая одной ножкой. Он недавно научился ходить, часто падал и предпочитал пока ползать. Когда Виктор входил в комнату, малыш бурно радовался, лепетал что-то, карабкался по его ногам, тянул ручонки, чтоб его взяли. Виктор играл с ним, кормил, ему хотелось как можно больше времени проводить с сыном. Сын, подумать только! Он страдал, видя, что Лиза всё дальше и дальше отдаляется от него, по существу, у него уже не было дочери — она продолжала считать отцом Александра. А, оказывается, у него есть сын. Сын! Так может быть?.. Нет, это невозможно. Надо выбросить эти мысли из головы, да и Алёна не захочет… После того, как он бросил её, беременную… Ну и что, что не знал, это не оправдание. И она одна растит сына, каково ей приходится, можно только догадываться. А может, стоит попробовать? Может, у них получится? Ведь он когда-то любил Алёну, он и сейчас. она и сейчас ему нравится. Алёна расцвела и похорошела, стала женственнее, из худощавой, угловатой девушки-подростка она превратилась в миловидную женщину, слегка пополневшую, что, впрочем, её нисколько не портило.
Алёна избегала разговоров об их отношениях. Он попробовал объясниться, но она остановила его: не надо. Что теперь говорить, что случилось, то случилось. Значит, так надо было. Она кормила его ужином, потом шла купать и укладывать ребёнка и сама уже больше не выходила из спальни. И всё-таки Виктор замечал, что, когда он играет с Серёжкой, подбрасывая его вверх почти до потолка, и тот заливается смехом, у неё меняется лицо и кажется, что она в этот момент с трудом сдерживает слёзы.
Неделя промчалась быстро. Они так и не поговорили толком. Уезжать ему не хотелось. Он за эти дни крепко привязался к Серёжке и вдруг понял, что расставаться с сыном будет непросто. А зачем расставаться, спрашивал он сам себя, ведь это его сын, его нужно растить, ему нужен отец. Эх, если б Алёна позволила… А если б позволила — он бы остался? Ведь его ждут Юля и дети. Но думать об этом ему не хотелось. Он как-то забыл о них за это время. Здесь, с Алёной и сыном, ему было хорошо, спокойно. Может быть, он тогда сделал большую ошибку, разыскав Юлю? Скорее всего. Что разбито, то не склеишь, а если и склеишь — ничего хорошего из этого не получится: всегда будет видна трещина. И она, эта трещина, становится всё шире.
…Дома была одна Лиза.
— А где мама? — спросил Виктор, обратив внимание, что дочка не выказала никакой радости от встречи с ним.
— Она пошла к бабе Нине.
Внутри у него всё перевернулось. Баба Нина была матерью Сашки. Сколько раз он говорил, что нечего ходить туда, так нет же — стоило ему выйти за порог, она опять. Нет, пора кончать с этим!
Вечером он устроил скандал, но Юля не отвечала на его упрёки.
— Так больше продолжаться не может! — он со злостью смотрел на неё. — Если никак не можешь забыть своего хахаля, то уходи к нему!
— Какой хахаль? — не выдержала Юля. — Что ты несёшь! Баба Нина попросила привести Никиту, только и всего.
— В общем, так. Если это не прекратится, я больше жить с тобой не буду. Надоело!..
— Надоело, так уходи.
Он чуть не поперхнулся. Такого оборота он не ожидал. Он думал, что Юля, как всегда, будет оправдываться, просить прощения, а она… Ну, может быть это и к лучшему. Он уедет к Алёне, к сыну. Он, вообще-то, уже всё решил, только не знал, как всё это сказать жене. Она облегчила ему задачу. Это она, она во всём виновата, в его нескладной жизни, в том, что сын растёт без отца, в том, что он стал чужим для дочери. В общем, решено. Завтра он подаст заявление об увольнении и уедет.
Прошло два года. Он снова в дороге. Стучат колёса, трясётся старый вагон — того и гляди, развалится. Как развалилась его, Виктора, жизнь. Прожив с Алёной эти два года, он понял, что опять сделал очередную ошибку. Не любил он Алёну. Сына любил, а её нет. И ничего не мог с собой поделать. Он едет к Юле, не зная, что его там ожидает. Скорее всего — ничего хорошего.
Ворочаясь на жёсткой полке, он представлял встречу с ней, искал слова, которые он ей скажет, надеялся, что она поймёт и простит. И тут же перед его глазами вставало заплаканное лицо Алёны, испуганные глазёнки сына. «Папочка, куда ты уезжаешь?» «Я скоро вернусь, сынок. Привезу тебе машинку — вот такую большую, хочешь?» «А когда ты привезёшь?» «Скоро»… Болело сердце…
Виктор не знал, что Юля, хоть и не сразу, но простит его, и сначала у них будет всё хорошо, но потом змея ревности и обиды вновь вползёт в его душу и он опять будет ненавидеть её и любить одновременно, а потом совместная жизнь станет невозможной и он опять поедет к сыну, к Алёне. Он будет жить с Алёной, не любя её, и думая о другой, которую любит, но жить с ней не может. И он будет ненавидеть себя за то, что все вокруг него несчастливы и только он один виноват в этом. Он давно забыл, с чего всё началось и кто был настоящим виновником всех его бед.
И Зульфия совершенно забыла о своих бывших соседях.
В их квартире живут другие люди. Зульфия проводит у новых соседей все вечера, сплетничает, рассказывает свои байки, скандалит и мирится с мужем.
Хозяин квартиры с трудом переносит соседку, а жена с ней дружит — не разлей вода. «Она у нас скоро уже и ночевать будет», — злится муж.
Жена смеётся: всё может быть.
Библиотека современного рассказа
Никита Янев
Луи, открывайте
В деревне
Только схима всё исправит. Дедушка Фарафонов Афанасий Иванович из деревни Фарафоново на Зуше взял за себя бабушку Толмачёву Пелагею Григорьевну из соседней деревни Толмачёво и выселился в деревню Бельково. Достоверно известен только один факт из биографии: был чистоплотен, пришивал красную нитку у одеяла, где ноги, бабушка перешивала. Пропал без вести на фронте. Во Мценске в сорок третьем 2 месяца шли тайные переговоры между Жуковым и Гудерианом о перемирии. Все понимали, что одной нации не станет, — скифская война. Когда около миллиона попадает в котёл, начинается паника: кто кого отрезал, наши или наших. В Аргентине есть монах в маленьком католическом монастыре в Андах, 103 года. Закрывает глаза и всё видит. Но ничего не отсекает, потому что понимает, что мы ничего не решаем, что человек как камера, только снимает, как красиво то, что было рационально до цинизма. У одеяла в ногах красная нитка пришита.
Луи, открывайте…
Бог продал в ломбарде немного цветных металлов со звезды Альфа Центавров и купил себе камеру, и всё время снимает. Он решил поступать во ВГИК, как Лёлек и Болек, которого родители послали учиться в
