Тяжёлый взгляд
— Вы так на меня посмотрели, как будто я вам сделала что-то плохое!
— Да нет, ничего плохого вы мне не сделали.
— Но вы так подумали и посмотрели!
— Да не смотрел я на вас. Я на расписание электричек смотрел.
— Ах, значит, если мне не восемнадцать, а восемьдесят один, значит на меня уже и смотреть незачем?
— На вас — незачем. Мне надо узнать, когда будет электричка.
И вообще, я вас в первый раз вижу!
— Зато я вас здесь частенько наблюдаю. Куда это вы всё время ездите?
— Я езжу в деревню собачку кормить.
— Ах, бедная собачка! Её ездют кормить! Ко мне вот никто не ездит, никто меня не кормит, я сама о себе забочусь, хоть и не собачка совсем.
— Ну, собачка сама о себе не может позаботиться, вот я её и кормлю через сутки. А сегодня новое расписание.
— Через пять минут будет ваша электричка! Никуда не денется. И всё же вы на меня так больше не смотрите.
— Как — так?
— Ну, недоброжелательно. Взгляд у вас тяжёлый.
— Я знаю, что тяжёлый. Но я на вас, повторяю, не смотрел. И зачем мне на вас смотреть?
— Ну, мало ли. Чем на расписание смотреть, посмотрели бы на меня, спросили, и я бы вам ответила.
— Не люблю заговаривать с незнакомыми людьми.
— Отчего это вы не любите?
— Оттого, что у каждого свои проблемы. Вот у вас, я вижу, проблема одиночества. Вы хотите, чтобы о вас заботились, чтобы с вами хотя бы поговорили. Неужели у вас никого нет, с кем бы можно было поговорить?
— Нет, никого.
— Как же так? А муж, дети, внуки, наконец?
— Мужа у меня и не было, и нет. Я всегда ненавидела мужчин и сторонилась их. Вот и осталась девушкой, то есть старой девой. Одинокой старой девой.
— Зачем же со мной тогда заговорили? Я ведь мужчина.
— Затем и заговорила, что ненавижу и вас как мужчину, потому что вы на меня посмотрели, как будто я вам сделала что-то плохое. А я ничего плохого вам не сделала.
— Это ясно. Ни я вам, ни вы мне — ничего плохого. Вон электричка показалась, давайте я вам помогу поднять вашу сумку, она, наверное, тяжёлая?
— Ах, не смейте трогать меня и мою сумку! Помощничек нашёлся! Я ни в каких помощниках не нуждаюсь и сама сяду, без посторонней помощи. И вообще, я передумала ехать!
Старушка повернулась ко мне спиной и стала переходить железнодорожные пути перед приближающимся поездом.
— Что вы делаете! — закричал я. — Вернитесь! — и потянулся, чтобы удержать её.
Машинист резко затормозил. Заскрежетали колёса. Из-под них посыпались искры. Но было уже поздно.
Цыганка Аза
— А вы верите в колдовство? В колдунов и колдуний? — спросил меня поэт Михаил Злобин. — Я, представьте себе, верю, а с годами всё больше и больше.
Ну, например, приехал я как-то в город Лесосибирск провести вечер поэзии.
Настроение прекрасное. В актовом зале краеведческого музея — битком, в коридорах стоят. Всем любителям интересно послушать лауреата Пушкинской премии, потомка самого Александра Сергеевича!
Читаю лучшие избранные стихи и вдруг чувствую: бац — по коленке, словно кто иглу вогнал!
Покачнулся я, но устоял, читаю. И вдруг — бац — по другой коленке, вторая игла… Присел я на стул, но продолжаю читать. И вдруг — бац — по горлу. И хрип вместо рифмы. Этакий бронхиальный спазм. Завершил я встречу по-быстрому и стал автографы раздавать.
— Что с вами, Михаил Иосифович, на вас лица нет! — спрашивает директриса музея.
Да вот так, мол, и так, объясняю.
— А, всё понятно, это на вас порчу наша непризнанная поэтесса напустила, Аза Купцевич. Посмотрите, вон она, в цыганском наряде, красная косынка на голове, в левом углу пристроилась. Кроме стихов чёрной магией занимается.
— Что за чепуха? — говорю.
— Вовсе не чепуха. Это у неё по наследству. Попробуйте встать со стула.
Я попробовал. Не получилось.
— Аза Петровна! Подойдите сюда! — строго сказала директриса музея. И через расступившуюся толпу желающих получить автограф подошла ко мне древняя сухонькая старушонка, лет под девяносто.
— Аза Петровна, прекратите, пожалуйста, ваши колдовские штучки.
— Что, подействовало? — усмехнулась старушка.
— Ещё как подействовало! — подтвердил я.
— Тогда, если разрешите мне мои стихи почитать, к концу чтения всё у вас и пройдёт!
— Да ради Бога! Но зачем вам всё это?
— Это не мне, это вам — зачем. Хочу доказать, что пора меня из непризнанных поэтесс сделать признанной и напечатать в одном из альманахов, которые вы издаёте.
— Ну, хорошо, читайте, а потом мы вместе отберём что-нибудь для альманаха «Милости просим», который сейчас в работе, — милостиво согласился я.
Целый час читала цыганка Аза стихи.
И — чудо! Всё у меня прошло.
И потом уже, поздним вечером, выпив на банкете коньяку, я даже станцевал «Барыню», чего со мною давно не случалось.
Престарелая поэтесса под влиянием алкоголя помолодела лет на 50 и тоже танцевала, сначала «Барыню», а следом и «Цыганочку» под долгие несмолкающие аплодисменты местных почитателей Музы и Бахуса.
Раздухарившись, я даже проводил её до дома, где она вручила мне пачку своих стихов для альманаха и на прощание сказала:
— Эх, где мои семнадцать лет?
Когда альманах вышел в свет, позвонил я Азе Петровне Купцевич, поздравил и:
— Как передать вам ваши 50 экземпляров? — спрашиваю.
— Как? Да очень просто! Я старая, мне ехать в ваш распрекрасный Абаканск тяжело и накладно А вы ещё о-го-го! Садитесь в поезд. Ночь проспите — и на месте. А я вас у здания вокзала встречу.
Днём — экскурсия по городу, чаепитие. А вечером презентацию альманаха в музее проведём.
Не хотелось мне ехать, но что поделаешь? 50 экземпляров — солидная пачка, тяжёлая, почтой не
