Я, не умеющий креститься, теперь ношу нагрудный крест. Как много их сейчас окрест — людей, идущих к плащанице! Под куполами синий дым, блестит алтарь, и на рассвете я — за себя и всех на свете — войду и встану перед Ним! Не бывает поздно или рано, а бывает по судьбе и в срок. Наши сказки с дураком Иваном горьких дум Отечества урок. Ни в одной стране на всей планете нет легенд про Джека-дурака, есть про Кая, Золушку в карете, есть про скорохода в башмаках, есть про Дон-Кихота с Санчо-Пансо, есть про Нильса — вожака гусей, лишь Ванюха в состоянье транса — твёрдо впереди планеты всей! Жаль мне тех сказателей бездарных, сочинявших сказки навека, (хоть судьба мучительно горька) по уму России — нету равных, нет мудрей Ивана-дурака! * * * Пол-России в печали томится, Пол-России — дома набекрень… Оттого мне ночами не спится, Оттого беспокоен мой день. Что за жизнь на некошеном поле, Где бурьян заслонил синеву, Где в пространстве, похожем на волю, Треплет ветер пустоты в хлеву? Словно чёрный монах в наказанье За невежество, хамство и блуд Пустотой покрывает сознанье, Затянув на запястии жгут. Есть в прощении звон благовеста, Только что-то никак не пойму: Пропивали державу все вместе, Ищем истину — по одному! Лишь во мгле у отцов на погосте Зажигаем разбитый фонарь, Как нежданно-незваные гости Вспоминаем забытый тропарь. Дым Отечества над головою Память прошлого испепелит, Но берёзка воркует листвою: Потерпи, потерпи, потерпи… Страницы Международного сообщества писательских союзов
Александр Соколов
Заброшенный колодец
…Верхняя часть сруба колодца сгнила и обвалилась. К уцелевшему столбику привязана верёвка — ржавой жестянкой со дна можно зачерпнуть пригоршню воды. От осклизлых, тёмных стенок тянет плесенью. Вокруг необозримое поле клевера, потерянное под бездною сини.
Пряный угар лета, пение птиц — всё пропадает, когда пониже опускаешь голову в черноту колодца. Только заблудший путник останавливается здесь, чтобы смочить остатками влаги иссохшие губы.
Он был занят своей обычной работой. Его руки механически проделывали те движения, которые привыкли повторять бесконечное число раз. Неожиданно его губы зашевелились, и он торопливо, словно боясь не успеть, зашептал, обращаясь неизвестно к кому:
