на тяжёлых, но покорных бомбовозах двухмоторных, сокрушив тылы врага, долетел их полк до Польши (показавшейся не больше, чем чулымская тайга), и весною на Рейхстаге зацвели, зардели стяги победившей смерть земли, и, учебники подклеив, ждали школы грамотеев, чтоб сирот учить могли; и ждала его невеста, и нашла у тёщи место новобрачная семья, он учил детей в артели, а потом свои поспели: как и чаял, сыновья, и они служили тоже, оба с ним усердьем схожи, долг армейский был тяжёл: старший так и не пришёл, та беда их надломила, и жену взяла могила раньше мужа, младший сын звал его к себе, но тщетно: старый воин сдал заметно, да не сдался — жил один; с той поры, как дом фамильный, вековой крестовый дом брошен был семьёй, бессильной избежать гонений в нём, с той зимы, когда подростком, увезённый в леспромхоз, обвыкался в мире жёстком, полном тягот и угроз, — где он только не жил: в хатке, крытой чуть ли не ботвой, и в брезентовой палатке, и в землянке фронтовой, и в избе послевоенной, маломерке пятистенной, что сдавал совхоз ему, а вот собственной усадьбы заводить не стал (понять бы вам, читатель, почему), и не дом, а домовина да суглинка два аршина рядом с верною женой — весь его надел земной; от судьбы единоличной к цели общей, утопичной, но благой, держал он путь и с него не мог свернуть — так, до неба возвышая над деляной за окном, пролетела жизнь большая на дыхании одном, человек с лицом эпохи — уходя за нею вслед, он сберёг до малой крохи всё, что помнил с детских лет, и в конце доверил сыну, кроме бронзовых наград, золотую сердцевину обретений и утрат — о своей любви и боли постарался рассказать, плод его последней воли — аккуратная тетрадь, под её обложкой плотной сто историй, сто имён, но особенно охотно вспоминал тайгу чалдон: край урочищ диковатых, мир, где не был он чужим; там играл на перекатах пёстрой галькою Чулым, в омутах жирели щуки, долгожители реки, на угоре у излуки рыли норы барсуки, лось выпрастывал из чащи сучковатые рога и дразнился пень, торчащий водяным из бочага, а в Чулым текли, вертлявы, Агата и Аммала, Борсук-левый, Борсук-правый — в тех местах родня жила; с быстрых рек тайги-дикарки увела судьба потом к речке медленной — Уярке, с тихой рощей за прудом, у болотистого дола оседлало холм село, наверху стояла школа, в ней полжизни протекло,
