Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)

…Кружится детский волчок, как стремительный смерч, —
Самые быстрые смерчи меня не догнали.

…С крепкого крупа вдоль бёдер до самой земли
Хвост шелковистый струится, как пряжа густая.

Снимешь седло — отшлифован, как жёрнов, хребет,
Как умащённая шёрстка лоснится гнедая.

Кровью пронзённой газели, как жидкою хной,
Вижу, окрашена грудь аргамака крутая.

Девушкам в чёрных накидках подобны стада
Чёрно-чепрачных газелей пустынного края.

Эти газели, как шарики порванных бус,
Вмиг рассыпаются, в страхе от нас убегая[19].

А вот олень Ивана Переверзина:

И, как ветер,
Сохатый ринулся к реке,
Она спасёт, коль в это лето
Не пересохла вся в тоске.

И он бежит, рога забросив
На спину, с пеною у рта,
Копытами — осоку косит,
Сбивает мох, как прель, с куста.

Коротко о поэтах-бедуинах

Поэзия бедуинов жила той суровой жизнью, теми, близкими к предельным, жёсткими, а часто жестокими реалиями, которые и к ней, к поэзии, предъявляли самые суровые требования: или ты вся в нас, с нами и для нас, или отправляйся во дворцы и города. Это в обжитых цивилизационных центрах могут творить и царствовать поэты, о которых впечатлительные дамы говорят: «Он весь в своих стихах!»

Пустыням такие поэты противопоказаны. Таким поэтам пустыни противопоказаны. Такие поэты придут на Аравийский полуостров во второй половине VII в. Их назовут «книжниками». Они дали миру много гениев поэтической мысли, поэзии. Они заслуженно обрели бессмертную славу.

Но! Регулярно встречаясь на «поэтических сходах» и слушая бедуинов и книжников, последние всё же признавали первенство за бедуинами и иной раз даже говорили: «Пора нам в пустыню, к бедуинам наведаться, чтобы поучиться у них». Чему же учились книжники у бедуинов? — Первозданному мышлению! Тому мышлению, которое было в начале пути и которое, слава Господу, осталось с нами на веки вечные.

Что характеризует первозданное мышление — мышление нашего начала начал — мышление поэтов-бедуинов?

Абсолютное чувство жизни. Стопроцентное проникновение в её волнительную красоту. Несгибаемая искренность. Или. Племенной патриотизм. Рыцарское отношение к женщине. Бесшабашное самопожертвование. Или. Обострённое до предела отношение к справедливости. Наивная ранимость. Невозмутимое спокойствие. Или. Неизживная детскость. Восторженная скупость по отношению к поэтическим средствам. Пустынная жажда красок. Или. Упоительный лёт коней и верблюдов. Стремительность и объёмность линий и форм, почти как у наскальных живописцев. Смертельная радость боя.

Это — поэты-бедуины.

Эти качества есть у поэта Ивана Переверзина.

На изломе времени

Две с половиной тысячи лет назад в Китае уж знали, что «во времена смуты не высовывайся!»

Но разве может человек с обострённым, с бедуински дерзким чувством жизни (и Пушкин, и Лермонтов, и прасолы наши знаменитые, и Некрасов…) в смуте остаться в убаюкивающим далёко от этого излома, от центра социально-психологических бурь? — Нет.

Он постоянно в борьбе, постоянно в строю. Он живёт и пишет по принципу:

Устал от схваток роковых —
И хочешь обрести покой?
Так обретай! Но в жизни той,
Где нет ни близких, ни чужих.

Он не просто написал, но выстрадал эти строки:

Беда — не быть без права смелым.
Беда — без права проиграть…

Действительно — беда! На войне бед много. Помнится, после первой битвы сторонников Мухаммада с его противниками при Бадре один молодой воин поседел всего за несколько минут, в течение которых он тащил своего отца (врага) в могилу. Плакать было запрещено. Седеть — не запрещено. И он поседел. А вот стихотворение Ивана Переверзина: