при отсутствии публики они могут рассказывать далеко не все, что им известно. БНД во всех подробностях заранее определяет, о чем можно говорить, а о чем нет. Какой судья смог бы уклониться от такой просьбы почтенной организации, защищающей национальную безопасность страны? Потому домашним юристам Службы регулярно удается влиять на ход заседаний, касающихся Службы, ибо проходят такие заседания в закрытом режиме и разыгрываются по особым правилам.
Представитель юридического отдела скрупулезно протоколирует весь ход процесса. Как только объявляется перерыв, он тут же сообщает о событиях в зале суда в Центр. Мне самому пришлось столкнуться с тем, как один такой наблюдатель в ходе заседания просто 'ретранслировал' все происходящее с помощью своего включенного мобильного телефона. В другой раз он открыто звонил своему начальнику из зала суда, несмотря на то, что такое поведение противоречит всем правилам судопроизводства. Такими наглыми методами БНД со всей своей мощью вмешивается в ход процесса. Тем самым Служба оказывает влияние на любой судебный процесс, касающийся ее интересов.
Для меня до сих пор остается загадкой, почему немецкое правосудие – я включаю в это понятие все правоохранительные и судебные органы – по сей день без каких-либо возражений 'проглатывает' такое отношение к себе со стороны БНД. То, что прокурорам выгодно, когда Служба их руками наказывает какого-то своего работника – очевидно. Это простой принцип – 'ты мне, а я тебе'. Но какое все это имеет отношение к правовому государству?
В зависимости от хода основного процесса – что облегчается постоянно поддерживаемой связью – со стороны Федеральной разведывательной службы всегда могут появиться дополнительные свидетели, или же она может добиться изменения уже данных суду показаний. Конечно, такие действия всегда проводятся не в пользу обвиняемого. Юридический отдел БНД перед заседанием проводит интенсивный инструктаж всех сотрудников, приглашенных в качестве свидетелей на процесс. Официально речь идет, разумеется, только о том, чтобы напомнить о требованиях безопасности и секретности. 'Надсмотрщики', среди которых лишь в редчайших случаях встречаются люди из отдела безопасности, не дают возникнуть ни малейшему сомнению в умах свидетелей – они точно знают, что можно, а что нельзя рассказывать. Потому нормальным явлением представляется, что такой свидетель, стоя на трибуне, испугано глядит не на официальных участников судебного заседания, а на надзирающего за ним 'юрисконсульта' Службы на скамье для посетителей.
Время от времени события принимают неожиданный оборот, что связано с незаметной и тихой фигурой очень услужливого 'судебного репортера'. Если точнее, речь идет о святая святых любой разведки – об ее агентах и информаторах. Защита источников на официальном языке БНД определяется так:
'Ни имена, ни настоящие адреса источников не могут быть предъявлены суду. Федеральная разведывательная служба в качестве внешней разведки собирает информацию о зарубежных государствах, которая может иметь внешнеполитическое и оборонное значение для Федеративной Республики Германия. Из этого, среди прочего, проистекает обязанность Федеральной разведывательной службы обеспечить защиту поставщиков таких сведений, т.е. ее источников'.
Но так в теории. На практике же это понятие несколько видоизменяется. Если в ходе процесса БНД посчитает нужным оказать дополнительное давление на затравленного сотрудника, то легко сделает это, заявив, что существует опасность нарушения принципов защиты агентов. На самом деле тут действуют совсем другие соображения. Официально БНД делает заявления в духе цитировавшегося выше правила о защите агентов. Но параллельно к этому она позаботится о том, чтобы прокурору или судье в качестве якобы свидетелей предъявлялись 'третьи лица'.
Эти неожиданные гости всегда в состоянии идентифицировать того или иного тайного информатора. Обычно это делается с помощью фотографии, видеопленки и т.д. А сама Служба элегантно оказывается 'не при чем'. Ведь она не сама выбалтывает сведения об агентах и может потому с невинным видом умыть руки. Груз ответственности оказывает на офицера-оперативника, представшего перед судом, огромное давление. Офицер понимает, насколько велика опасность для его агента, если он будет разоблачен, и какая судьба может ожидать его в будущем.
Тут для суда открывается удобная возможность заключения так называемой 'сделки' – соглашения с судом. Обвиняемый признает свою вину в обмен на защиту агентов. Возможно, судье даже не доведется теперь вызвать к себе информатора, которого нужно защитить. И здесь речь идет не о теории, а о постоянной практике. Я испытал это на собственной шкуре.
Мероприятия, сопровождавшие процесс
В ходе судебных конфликтов Федеральная разведывательная служба иногда применяет методы, напоминающие не действия государственного учреждения, а традиции 'каморры'. Мне это тоже пришлось пережить. Для человека, которого решили затравить, это означает больше, чем просто попасть под прицел. С 1995 года я столкнулся с телефонными угрозами. Вначале я не воспринимал их слишком серьезно, думая, что звонят мне какие-то психи, не связанные с БНД. Но в конце 2002 года, когда приближался судебный процесс против меня и Фредди, угрозы стали все чаще и все страшнее. 'Мы с тобой разберемся. Мы лишим тебя всего, что у тебя есть. Скоро ты будешь спать под мостом. На твоем месте мы задумались бы о судьбе твоей семьи'. Вот что я слышал в телефонной трубке. Мне и по сей день неизвестно, кто именно звонил, но с каждым разом я все больше понимал, что эти люди связаны со Службой. Слишком явной была связь звонков с приближавшимся процессом. Анонимы хорошо разбирались в приемах телефонного психологического террора. Потому со временем они все чаще звонили на мобильный телефон моей жены и на ее рабочий номер.
В конце концов, судебный процесс в мюнхенском земельном суде, очевидно, не привел к тем результатам, на которые рассчитывали специалисты из Пуллаха. Меня не уничтожили, и мне не довелось спать под мостом. Но мои противники не успокоились. Позвонив однажды, они сообщили, что это еще не конец и меня ожидает неприятный сюрприз. Потом аноним зачитал несколько строк из моего приговора, который, собственно, был секретным и недоступным для посторонних лиц. Я заметил, что самое большое негодование вызвал у него тот факт, что судьи исходили из того, что я никоим образом не злоупотреблял служебными деньгами и не обогатился лично за время своей службы в БНД.
Но то, что произошло потом, чертовски удивило даже меня. Вопреки всем фактам БНД потребовала от меня возмещения больших денежных сумм. Служба попыталась разрушить мое финансовое положение. Мне нужно было заплатить почти 360 тысяч евро. Эта сумма, во-первых, никак не была обоснована решением суда, и, во-вторых, была неправильной и в фактическом, и в бухгалтерском отношении. Впрочем, эти обстоятельства, похоже, никак не смущали юристов с берегов Изара, которые в других случаях так славятся своей педантичностью. У меня не оставалось другого выхода, кроме как подать иск против этих финансовых требований. Мои бывшие коллеги продуманно разделили между собой финансовые требования ко мне, потому мне пришлось подавать два отдельных иска в административный суд в Лейпциге. Это означало для меня двойные судебные издержки и двойной гонорар моему адвокату. Вероятно, в этом и был смысл этой акции БНД.
Но 'кукловоды' из БНД и этим не были удовлетворены. В суде низшей инстанции в городе Целле они добивались против меня так называемого вещного ареста. Для этого им нужно было сделать две вещи. Во- первых, выдвинуть против меня подлежащее исполнению правопритязание на мое имущество, а во-вторых доказать, как причину ареста, что я тайно собираюсь продать свое имущество (дом и земельный участок) и припрятать полученные деньги. Первый пункт был легким для юрисконсультов разведки. Они подготовили калькуляцию, которую никак нельзя было проверить. При этом они основывались на справках о собственных зарплатах, против чего я тут же подал жалобу.
Они ссылались на приговор по моему делу, который был секретным и потому не мог быть предъявлен судьям в Целле. В качестве причины для наложения ареста на мое имущество они воспользовались удивительным приемом. Они сделали заявление, равносильное присяге, что я якобы планирую продать свой дом и двор. Тот факт, что я никогда не собирался добровольно продавать дом, и к тому же, дом наполовину принадлежал моей жене, так что я тайно и без ее согласия вообще не мог бы его продать, похоже, прошел мимо внимания крючкотворов из юридического отдела БНД.
Вот выдержка из письма БНД в адрес суда низшей инстанции города Целле с обоснованием ее требования наложения ареста на мое имущество:
_* 'Ответчик планирует продать свой земельный участок. О своем намерении он говорил своему начальнику в БНД г-ну…, с которым состоит в дружеских отношениях. Это высказывание слышал и запротоколировал г-н д-р М. /тоже сотрудник БНД/, который принимает участие в процессе в качестве
