На встрече следующим утром 'Уленшпигель' показался мне очень усталым. На мой вопрос он ответил, что после того как мы расстались прошлым вечером, он продолжил отмечать прощание со своими старыми агентуристами. Это, по моему мнению, совершенно противоречило основным принципам разведывательной работы. Я передал 'Уленшпигелю' деньги и мой номер телефона для связи.
Сегодня я очень благодарен Шустеру за эти его слова. Они прекрасно показывают, насколько моя философия работы отличалась от практикуемой БНД. Уже этот коротенький отрывок свидетельствует о высокомерном и презрительном отношении к агентам. Конечно, мы в этот вечер хорошо посидели с 'Уле'. Он был в Берлине один, а мы уже к тому времени стали хорошими друзьями. Мы разговаривали о детях, об их проблемах и об их делах в школе. Этим личным отношениям с 'Уленшпигелем' Шустер и так помешал тем вечером во время ужина, да и сам он не скрывал, что чувствует себя тут неуютно. Очевидно, он хотел бы продемонстрировать перед агентом фонтан красноречия, в котором он рассказал бы 'Уленшпигелю' о своих выдающихся способностях разведчика и о своих прошлых заслугах.
Но из этого ничего не вышло. Мы не разрешили даже маленького фонтанчика за столом. Шустеру ничего не осталось, кроме как с бравым видом лопать свое 'карпаччо'. При этом он никак не мог общаться с этим русским как нормальный человек. Никому за этим столом его хвастовство было не нужно. 'Уле' был лучшим источником всей Службы. Не в последнюю очередь потому, что мы с ним обращались естественно. Он сам знал, чего стоил. Ему не нужна была пустая болтовня и похвалы от незнакомого ему человека. Куда важнее было для него, что мы успели купить игрушечную железную дорогу для его сына, которую он ему пообещал. Он хотел сидеть с друзьями, пить вино, рассказывать анекдоты, поглядывать вслед одной или другой красивой женщине. Порой ему хотелось и напиться.
Шустер же хотел принять 'дело', как предписано инструкциями. А нам нужно было передать 'человека', служившего нашей стране в надежные руки. Именно потому, что он так старался, что рисковал своей жизнью, он заслуживал особенной осторожности, чуткости и заботы. А Шустер, исходя из своего представления о своем себе, был в этом смысле прав, говоря, что наше поведение противоречит основным принципам разведывательной работы.
Шустер действительно искренне верил, что купил 'Уле' за двадцать тысяч марок. На самом деле информатор согласился следующим утром продолжить работу, но при условии, что я буду присутствовать на следующей встрече, чтобы прояснить возможные нерешенные еще вопросы. Сказано, сделано. Шустер пообещал сообщить мне и Фредди, как только 'Уленшпигель' объявится.
В апреле 'Уле' позвонил мне. Он был в Берлине и спрашивал, найдется ли у меня для него время. Я тут же отправился к нему. Мы встретились вблизи городка Нойруппин. Вечером он сообщил мне, что разбил бы себе голову из-за 'Гюнтера' (так представился ему Шустер). Я посоветовал ему хотя бы попытаться с новым оперативником. На встречу в Гамбурге я согласен был поехать с ним.
В следующий понедельник 'Уле' и я сидели в моей служебной машине. Мы катили по автобану в направлении Витштока. С замиранием сердца мы свернули на стоянку. Мой гость взял мобильный телефон и набрал номер 'Гюнтера'. Тот мгновенно бы у аппарата. 'Уленшпигель' вежливо представился и сказал что едет сейчас в Гамбург. Шустер, очень радостный, назвал ему отель, в котором остановился. 'Уленшпигель' спросил его: – А что с Хорстом? На это Шустер ответил: – Ах. этот нам совсем не нужен. Мы и вдвоем прекрасно справляемся. 'Уле' настаивал и стал говорить уже громче: – У нас была договоренность. Хорст еще никогда не нарушал обещаний. Когда он приедет на нашу встречу?
– Ну, тут есть проблема, – услышал я заикающегося Шустера, – он заболел, не может приехать. Но 'Уле' хотел знать все точно: – Как заболел? Что значит заболел? Что с ним случилось? Шустер начал выкручиваться: – Он лежит в постели. Невозможно, чтобы он приехал. Но он просил передать вам привет от него. 'Уленшпигель' выключил телефон и бросил его назад. Потом он проворчал ко мне: Ну что ж, ложись, ты же болен.
Он немного оттянул мое веко вниз. – Ага, это человек уже наполовину мертв. На его месте я не стал бы покупать себе долгоиграющую пластинку, а месячный проездной и подавно. Потом он вышел, скрестил руки на крыше 'Опель-Вектры' и выругался. – Ну что это за безголовые люди! Скажи мне, пожалуйста! В Берлине он начинает наше сотрудничество с того, что организовывает за мной слежку, а теперь он мне лжет. Ну, давай поедем в Гамбург, а там я просто дам ему в морду. Потом я приглашу тебя в кабачок 'Шиффербёрзе', и мы больше никогда не услышим и не увидим никого из этих болванов.
Когда он успокоился, мы обсудили наши следующие действия. Нам все равно хотелось узнать, чего хочет Шустер. У меня было еще с собой около ста секретных документов на пленке, которую доставил наш курьер. Аналитики оценили их в превосходной степени. Но мы еще не могли пустить этот материал в оборот, потому что наши переводчики не справлялись с таким объемом работы. Аналитик в Пуллахе уже сделали себе заметки, но ждали полного текста документов. Теперь я дал 'Уле' весь пакет с пеленкой и сказал, чтобы он его отдал своему новому куратору. На этом он хотя бы заработает себе немного денег.
Забегу вперед. 'Уле' отдал материал Шустеру. Когда того впоследствии допрашивали в Баварском земельном уголовном розыске, он выдал такой уничтожающий приговор:
_'Тогда мы в первый раз вместе провели беседу разведывательного характера, но результаты ее были сравнительно слабыми. Тем не менее, этот источник был классифицирован как агент высокого класса.'_
'Сравнительно слабые?' Не были ли это разоблачающие слова, ставшие уже определенной традицией? Херле говорил о 'переписанных газетных статьях'. Совпадение? Для меня – метод. Но вот почему, это оставалось неясным.
Но вернемся к хронологии. Я, конечно, с любопытством ожидал увидеть, как работают настоящие профи. Потому я устроился неподалеку. Я пообещал 'Уле' оставаться в пределах досягаемости. То, что я там увидел, было совершенно в стиле Джеймса Бонда. Господа из Пуллаха вели себя очень конспиративно. На сиреневой 'семерке' БМВ они забрали информатора из придорожного кафе 'Харбургер Берге'. Туда ему пришлось доехать на такси. Потом некоторое время продлилась езда по автобану.
Шустер был не один со своим заместителем, а притащил снова целую команду 'наружников'. Встреча с агентом высокого уровня, пожалуй, стоила немалых денег. Они 'стряхивали', как говорят у нас, несуществующие 'хвосты', как черти. Для этого они так долго 'проверялись', катаясь по кругу, пока не приехали почти в то же место, откуда начали поездку. Они не стеснялись никаких 'спецэффектов' и включили в свою программу даже паром. То, что 'Уле' во время 'экскурсии' смертельно устал и рассердился, им не мешало, он сам интересовал их лишь постольку-поскольку.
Вся эта чепуха слабо впечатлила 'Уленшпигеля'. А внушительное жеманство отпугнуло его. А когда 'наружники' из БНД провели обыск в его вещах, пока он плавал в бассейне отеля, его терпение лопнуло окончательно. Он позвонил мне и возмущенно сообщил, что мои преемники попытались тайно сфотографировать его в закрытом бассейне и копались в его вещах. Потом он спросил, как ему быстрее всего незаметно выбраться оттуда. Я попытался его успокоить. На следующий день 'Уленшпигель' собрал свои вещи и сел в поезд на Ганновер. Он в буквальном смысле сбежал. По телефону он сообщил мне о целой толпе филеров, топавших за ним.
С громким визгом поезд остановился на Главном вокзале Ганновера. Открылись двери, люди входили и выходили. 'Ули' подождал еще мгновение. Как раз перед тем, как поезд снова поехал, он вязл под руку свой багаж и спрыгнул на перрон. Только часть 'наружников' успела отреагировать. Большинству пришлось беспомощно взирать на оставшийся на перроне объект их наблюдения.
'Ули' последовал моему совету. Он спрятал свои сумки в камере хранения. Потом он отправился в 'Галерею Кауфхоф', большой универмаг в центре города. Там я встретил его в ресторане 'Мёвенпик'. Он знал его со времен одной нашей прежней встречи. Мы поменялись – ключ от камеры хранения на ключи от автомобиля. 'Ули' сел во взятую напрокат машину, ждавшую его на подземной стоянке, и поехал в отель в одном из пригородов Ганновера. Я последовал за ним с его багажом.
Когда мы встретились вечером, он все еще был взволнован. Прошло некоторое время, пока я его смог успокоить. Мы оба так и не смогли додуматься, чего же добивались другие этим шпионским цирком. Потому мы бросили рассуждать на эту тему. Затем мы провели несколько дней вместе.
С Фредди я обсудил, что делать с 'Уленшпигелем' дальше. Мы видели, что сотрудничество этого агента с Шустером будет бесперспективным и все равно хотели дать новому агентуристу еще один шанс. 'Ули' встречался с Шустером еще два раза: раз в Венгрии и раз в Турции. Но его разочарование только возросло. Потому мы решили 'отключить' агента. При его вербовке никто о нас не думал, потому и сейчас нам было наплевать на интересы Службы. 'Уле' как человек был для нас важнее. В конце 1997 года мы прервали
