— Неважно. Этого человека здесь сейчас нет, и он не обязан контролировать поведение антикорректоров. Тоже, можно сказать, мимоходом нам услугу оказал.
— Но он ваш? — не унимался Цыганков.
— Да, конечно, — невозмутимо солгал Савельев.
— Ну и попросили б его заглушить Орлову! Если он инициацию купировал…
Павел едва сдержался от смешка. Цыганкова дважды глушил тот же самый тип. И вот бы знать самим, кто он такой!
— Я уже сказал, что контроль антикорректоров не входит в компетенцию этого человека, — повторил Савельев. — И обсуждать его мы сейчас не будем.
— Ладно, — Цыганков сдался. — Тогда глушите Орлову сами. Мы готовы забыть все разногласия, только чтоб она больше под ногами не путалась.
— Для этого ее поймать надо, — заметил Бондарчук. — С доказательствами. У меня, я тебе честно скажу, доказательств — никаких. Илюха ее блокировал до того, как она успевала что-то сделать, соответственно, к ней никаких претензий. За последние недели были частые всплески антирежима, но поди разбери, ее ли это импульсы, у меня четкого образца до сих пор не получено. Даже в пятницу — извини, но ты ее схватил раньше, чем она прорвалась. Ну и какие у нас основания для вмешательства?
— Ага, вы будете выжидать, пока Орлова угробит Пацанчик, да? — взвился Цыганков. — Тогда у вас будут основания? И не говорите мне, что уж это-то сумеете предотвратить! Вон, Котляков с ней спит, и что, до фига он напредотвращал?!
— Кто спит? — дернулся Моравлин. — Котляков спит с Пацанчик?
Павел наконец-то увидел то, что хотел: дикую боль в затравленном взгляде. Вот теперь он был доволен, убедившись, что Моравлин, по крайней мере, находится в таком же аду, как и Павел.
— С Орловой, — поправил Цыганков.
Моравлин уже вернулся к прежней непрошибаемой маске. Зато нехорошо оживился Иосыч:
— Та-ак… Опять, да? Сколько можно предупреждать, что никаких — слышите? — никаких личных дел с антикорректорами! Мало у нас неприятностей из-за этого было?! — метнул гневный взгляд в Моравлина, будто это он, а не Павел, спал с Ритой.
— Короче, насколько мне помнится, основанием для принудительной постановки биоблокаторов могут считаться показания не менее трех свидетелей о том, что зарегистрированный антикорректор планировал незаконно изменить информационный поток, и не сделал этого только за счет вмешательства блокатора, — сказал Цыганков. — Так? Хорошо, я готов дать показания, что такие планы у Риты Орловой были. Среди ваших уж два-то свидетеля найдется. А если не найдется, значит, вы покрываете преступление.
— Ладно, не будем спорить из-за выеденного яйца. Обойдемся без показаний и прочих формальностей. — Савельев легонько хлопнул ладонью по столу. — Павел, позвони Рите и пригласи ее, скажем, в “Три сосны”. На семь вечера. Постарайся не испугать и не насторожить ее.
Павел под гробовое молчание выполнил распоряжение. Савельев угрюмо посмотрел на Цыганкова:
— Мы поставим ей ошейник. Сегодня. С блокадой на полную вторую ступень, чтоб наверняка.
— Спасибо, — совершенно без издевки сказал Цыганков.
Страшно довольный результатом переговоров, он попрощался. В дверях Савельев остановил его:
— Василий! Напомни, ты успел получить навыки работы с мертвыми потоками, или нет?
— Нет.
— Ты, эта, заходи, — вполне дружественно предложил Савельев. — Подучим. Я смотрю, ты подсознательно все равно тянешься к нашей работе, но, сам понимаешь, блокатором тебе быть нельзя. Ничего, попробуешь себя в классической ипостаси антикорректора. Может, понравится. А если не понравится — в жизни все пригодится. Нам же, сам понимаешь, с вами действительно делить нечего.
Цыганков просиял и чуть не принес оммаж на радостях. Потоптался на пороге, обещал прийти, вот завтра же, конечно. Кажется, даже забыл, зачем приходил сейчас. Савельев выждал, пока тот уйдет и автоматика доложит о выходе объекта из зоны контроля, то есть, из здания. Обвел всех глазами:
— Интересные дела творятся. Чтоб МолОт нам сдавал антикорректора, причем без наших слезных мольб… В субботу, пятого, экстренное собрание всего личного состава, в четырнадцать ноль-ноль, здесь. Котлякова и Жабина прошу задержаться, остальные могут быть свободны.
Павел, слегка затормозивший, выскочил, догнал уходившего Сашку Черненко уже на лестнице. Они после собрания хотели к Шлыкову на день варенья заглянуть, Павел просил передать, что немного задержится.
Навстречу легкой походкой шел Моравлин. Скользнул по Павлу безразличным взглядом, легонько коснулся рукава Павловой рубашки, остановился и сказал:
— Узнаю, что спишь с ней, — устрою веселую жизнь. Тебе
Глаза у него были холодно-веселыми, а тон — устало-равнодушным. Павел, слегка шокированный, проводил его взглядом.
— Что, опять антикорректора не поделили? — ворчливо спросил Иосыч, неслышно подкравшийся сзади.
— А? — не понял Павел. — Нет, не антикорректора…
Он— то понял, что Моравлин говорил про Олю. И внезапно даже для себя залился идиотским истерическим смехом. Моравлин еще на дуэль вызвал бы! “А ведь вызовет, -подсказал внутренний голос, — ему ж по фигу, он только прикидывается флегмой, а на самом деле — безбашенный абсолютно”.
По дороге в “Три сосны” Савельев наклонился к уху Павла и назидательно сообщил:
