закончили работу и наводят порядок в операционной. Примерно через час мы уже сидим у Ольги, в учительской школы, где она живет вместе с пятью медсестрами. Гучкин “дает ужин” в честь гостя, то есть меня.
Застолье кипит, девушки вспоминают мирную жизнь, расспрашивают меня о полетах, о летчиках, особенно о молодых. Время катится к ночи, и я начинаю сожалеть, что кончилось лето и мы с Ольгой не можем сейчас уйти в копну сена или на берег реки. В этот момент Гучкин встает из-за стола.
— Андрей, выйдем, поговорить надо.
Он ведет меня в другое крыло школы и отпирает дверь в небольшую комнатку. Заправленная койка, столик, две табуретки и даже занавески на окнах. Гучкин отдает мне ключ.
— Сиди здесь и жди. Ольгу я сейчас пришлю.
— А чья это комната?
— Моя. Есть еще вопросы?
— Есть. А ты где ночевать будешь?
— А вот это тебя пусть не тревожит. И еще. Пока мы здесь стоим, эта комната — в вашем распоряжении. Понял?
— Понять-то понял, только…
— Все, я сказал. — Гучкин резко поворачивается и уходит.
Минут через двадцать приходит Ольга с горячим чайником и пачкой печенья. Увидев меня, она чуть не роняет чай ник.
— Так это тебя надо чаем напоить? Ну, Константин!
Оказывается, Гучкин, вернувшись к столу, сказал ей:
— Оля, не в службу, а в дружбу. Вскипяти чайник и отнеси его с этой пачкой печенья в мою комнату. Я там одного товарища на ночлег устроил. Промок он, бедняга, пусть согреется.
Я многозначительно достаю ключ и запираю дверь. Ольга качает головой: “Ну, Костя!”, потом достает с подвесной полки заварку, кружки, и мы начинаем пить чай. Оглядевшись еще раз, она вздыхает:
— Почти как дома. Помнишь, как было у нас на даче? Давай сделаем все, как там было.
Оля достает с полки свечки, зажигает их, усаживается на постель и приглашающе манит меня рукой.
Пока стоит нелетная погода, мы с Ольгой еще два раза пользуемся гостеприимством Гучкина.
Днями в землянке, при свете коптилки, Волков занимается тем, что пытается обобщить опыт первых месяцев войны. Он рисует схемы боевых порядков при патрулировании и при сопровождении. Рассматривает различные варианты. Он постоянно советуется со мной, делится мыслями. Мы с ним часами спорим. Когда исчерпываем доводы, идем в другие эскадрильи.
Две общие тетради изрисовали мы с ним схемами и покрыли записями. Когда Волков достает свои тетради, через полчаса в землянке уже яблоку негде упасть, а от табачного дыма начинает есть глаза. Скоро за нашей землянкой закрепилось название “Академия воздушного боя имени гвардии майора Волкова”. Частым гостем на таких “конференциях” бывает полковник Лосев. Он с интересом слушает наши споры, просматривает схемы и записи. В конце концов он предлагает:
— Когда закончишь свой труд, дашь мне эти тетради. Покажу их в штабе корпуса. Надо это дело размножить. Пусть и другие истребители учатся бить немцев “по-сохатовски”.
— Да это никогда не закончится! Сколько войне длиться, столько и боевому искусству точиться.
— Пусть это будет первая часть. А продолжение писать будем все вместе.
На другой день к нам приезжают “тигры” и “медведи”. У них тоже есть свои теоретики воздушного боя. Землянка всех вместить не может, и Лосев созванивается с Гучкиным. Тот охотно соглашается, чтобы мы воспользовались одним из пустующих классов в школе-операционной. Но и этот просторный класс с трудом вмещает всех желающих. “Конференция” длится до полуночи. Отдавая мне ключ, Гучкин шутливо ворчит:
— Летной погоды на вас нет! Мало того, что такое помещение на весь день заняли, так и на ночь из своей же комнаты выгоняют.
Утром, когда я возвращаюсь в полк, Волков уже сидит над тетрадями. Увидев меня, он оживляется:
— Пришел! Ну-ка, помоги мне вчерашние записи в порядок привести.
Часа через четыре у входа в землянку слышится оживленное движение.
— Встать! Смирно! — звучит команда.
Мы вскакиваем. Волков быстро ориентируется и делает шаг вперед.
— Товарищ генерал…
— Отставить! — командует комдив. — Ты бы еще строевым и за пять шагов. Смотри, люди от твоего рывка на нары попадали. Садись, садись. Показывай свои придумки-невыдумки.
Строев быстро просматривает записи, схемы, разрисованные карты, оценивающе смотрит на Волкова, потом неожиданно все сгребает.
— Конфискую!
— Как так, товарищ генерал?
— Конфискую по приказу Главкома ВВС. Это будет издано в Москве и разослано во все истребительные части и в училища в кратчайший срок. Не будешь возражать против названия “Наука Побеждать в воздухе”? И автор: гвардии майор Волков.
— Товарищ генерал, да разве я один над этим думал! Все мы: и Андрей Злобин, и Сергей Николаев, и…
— А основа-то все равно твоя. Не скромничай, не надо, — отрезает комдив.
Взгляд его падает на меня.
— Постой, постой! Это откуда у тебя шпала появилась? Кто посмел тебе капитана присвоить?
— По вашему представлению, товарищ генерал.
— Ну, Лосев, погоди! Подсунул-таки в общем списке. Ладно, бог с тобой, снимать не буду, но на вторую не рассчитывай. Вот она, видишь? — Строев достает из нагрудного кармана пару новеньких шпал и вертит их у меня перед носом.
— Видишь? Больше не увидишь! Я их другому отдам, чтобы тебе не достались. Где Николаев?
Сергей пытается вскочить, но генерал останавливает его, положив руку на плечо.
— Сиди, сиди! Нары еще головой снесешь, чинить придется. Держи, гвардии капитан, и принимай звено. У тебя, Волков, в третьем звене — сплошной молодняк, вот пусть он их и учит.
— А Злобин с кем летать будет, товарищ генерал? — встревоженно спрашивает Сергей.
— Ишь, как за друга переживает, — смеется комдив. — Волков, это уже твоя забота.
— Из третьего звена переведем младшего лейтенанта Шорохова. Слышишь, Геннадий, с сегодняшнего дня ты — ведомый Злобина.
— Понял, командир, — отзывается молоденький парнишка, прибывший в полк десять дней назад.
— Вот и решился вопрос. Давай, комэск, пакуй свое хозяйство, и пойду я.
Мы сворачиваем карты и схемы, генерал забирает их, встает и вдруг, словно внезапно вспомнив, говорит:
— Вот дьявол! Чуть не забыл.
Он достает из кармана какую-то бумагу, разворачивает ее и читает:
— Указ Президиума Верховного Совета СССР и Ставки Верховного Главнокомандования от 12 сентября 1941 года. За выдающиеся заслуги в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и самоотверженный ратный труд присвоить звание Героя Советского Союза… — генерал пропускает несколько строк, — гвардии майору Волкову Владимиру Геннадьевичу — командиру эскадрильи 2-го гвардейского истребительного полка. Подписано: Калинин, Сталин.
Мы ошеломленно молчим. Конечно, мы знали, что Волкова представили к званию Героя, но никто не ожидал, что это будет так скоро. А генерал складывает листок, прячет его в карман, затем не спеша достает из того же кармана две коробочки и прикрепляет к гимнастерке Волкова Золотую Звезду и орден Ленина.
— Поздравляю, комэск! Носи с честью!
— Служу Советскому Союзу! — отвечает Волков.
— Раньше таких, как ты, в Кремль за наградами вызывали, а теперь — война. По-полевому приходится.
