Элен, вот в этот момент он заметил замаскированные емкости с горючим, которые миновали бомбы пикировщиков, и довернул на них горящий самолет. Ладно, хватит.
Я снова смотрю на экраны, на первом горит надпись: “Матрица считана”, на втором все горит и громыхает, что-то рвется, раскидывая языки огня, клубы дыма и обломки.
— Да, натворил ты дел. Ну, садись, выпей еще.
Откуда-то появляется вторая бутылка водки, я машинально пью две трети стакана, будто воду глотаю. Меня всего трясет…
— Ну, прости меня. Это, конечно, было слишком жестоко. Но больно уж ты меня достал. Думаешь, легко всякий раз вести такие разговоры? А ведь другие бывали поспокойнее, чем ты. Но вот как раз такие нам и нужны. Я уверен, мы с тобой хорошо поработаем.
— Хрен тебе!
— Хрен так хрен. Не хочешь оставаться у нас, уходи, — Магистр безнадежно машет рукой и устало опускается в кресло.
— Куда?
— В будущее, лет на пятьсот вперед от твоего времени, туда, где твое появление уже не вызовет нежелательных последствий. Некоторые так и делают.
— А что я там делать буду?
— А это уже твое дело, — безразлично говорит Магистр. — Здесь ты будешь обеспечен работой сверх всякой меры, продохнуть некогда будет. А там как уж сможешь адаптироваться. — Всем своим видом он показывает, что смертельно устал меня убеждать.
Я представляю себя этаким Рип-Ван-Винклем в XXV веке, и мне становится не по себе.
— Магистр, а ты случайно в покер не играешь?
— Играю, но предпочитаю преферанс.
— Эта игра не для тебя.
— Почему?
— Потому что ты — шулер первостатейный. Преферанс — игра джентльменская, а у тебя при раздаче всегда длинная масть на руках.
Магистр хохочет.
— Во! Чувство юмора вернулось. Еще чуть-чуть, и ты — наш!
— Я же сказал: хрен тебе!
— А я сказал: хрен так хрен.
— Ну, хватит вам хреном закусывать, — вступает в полемику Елена. — Андрею надо отдохнуть.
— Не возражаю, только, может быть, ты, Андрэ, другого мнения?
— Отдохнуть бы после всего этого не мешало. Только у меня есть одна просьба. Можно ли посмотреть, что сейчас творится у нас в эскадрилье, все ли вернулись, кроме меня?
— Нет ничего проще.
Он снова подходит к компьютеру. На экране возникает наш аэродром под Смоленском. На старте — два дежурных “Яка”, солнце уже садится, возле самолетов, на краю летного поля, копаются техники. Изображение плывет, потом фиксируется на знакомой деревеньке. Магистр безошибочно выводит изображение на нашу избу. Стены избы как бы растворяются. На экране появляется наша комната, освещенная светом керосиновой лампы. На столе стоят несколько бутылок самогона, банки консервов, чугунок с картошкой и две миски квашеной капусты.
Ребята сидят за столом и смотрят в угол, где было мое место. Нары аккуратно застелены одеялом. К подушке прислонены две фотографии: моя и Ольги. В ногах почему-то лежат Ольгины туфельки и шарфик.
Я быстро пересчитываю ребят. Все на месте, кроме меня. Значит, бой закончился удачно… Удачно! Ничего себе!
В центре сидит Сергей и рисует на моей гитаре сороковую звездочку.
— Вот и все, — говорит он, кончив рисовать. — Вот и все, что от них осталось. От него — гитара да унты, от нее — туфельки и шарфик.
— Недожили, недолюбили, даже ушли одинаково, и могил не осталось, — подает голос Геннадий Шорохов. Сергей трогает струны:
— Он кричал напоследок, в самолете сгорая: “Ты живи! Ты дотянешь!” — доносилось сквозь гул. Мы летали под богом, возле самого рая, он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул. Встретил летчика сухо райский аэродром…
“Да нет, на сухую встречу не похоже”, — думаю я, покосившись на столик. А разговор в избе между тем продолжается. Сергей встает и поднимает кружку:
— А помнишь, как они с Волковым теорией боя занимались? Академики! За такое, кроме Героя, надо еще и Ленинскую премию давать!
Пока Сергей говорит, я против воли шагаю к столику и наливаю себе полстакана. Вернувшись к компьютеру, я замечаю, что Магистр и Елена последовали моему примеру.
— Дай я скажу, кацо, — говорит Мидодашвили. — Мало они были друг с другом, ты, Гена, хорошо сказал, правильно: “Недолюбили”. Дай им бог, чтобы был тот свет, и встретились они на том свете, и были бы вместе навсегда.
— Плохо, ребята, берегли мы наших комэсков. Волкова потеряли, теперь вот Андрея… — говорит Мараджабов. — А какие вояки были! Нет, Серега, хоть бог троицу и любит, но тебя мы до конца войны сохраним. Это я обещаю.
Кружки опрокидываются. Мы молча присоединяемся. Магистр выключает компьютер и тихо говорит:
— Мир праху Андрея Злобина. Вот ты и поприсутствовал на собственных поминках. Клянусь, я здесь ни при чем. Наблюдение шло в реальном времени, Элен, подтверди.
— Совершенно верно. Какое-то дикое совпадение… — Вид у нее потрясенный.
— Как ты сказал? “Мир праху твоему, Андрей Злобин”. Так, Злобин погиб, Коршунов погиб, кто же я теперь такой?
— А сам решай, кем быть. Я предлагаю тебе стать хроноагентом. Ты считаешь, что это преступно, что быть хроноагентом — значит вмешиваться в историю, лишать народы права самим решать свою судьбу… А мы считаем, что хроноагент для реальных фаз — что-то вроде ангела-хранителя. Вот и храни их, и неси им удачу. Что может быть лучше?
— Дай мне подумать, не дави.
— Магистр, хватит, в самом деле, на сегодня. Андрею необходим отдых.
— Твои слова — закон, о несравненная! — провозглашает Магистр и, спохватившись, добавляет: — В данном случае.
Он опять наливает в стаканы сиреневой шипучки, которая, как я понял, хорошо прочищает мозги после перебора. На этот раз я пью ее без опаски. Потом задумчиво говорю:
— Значит, я теперь — дважды Герой. Ну, Магистр, держись, хоть на этом отыграюсь. Буду теперь пирожки в буфете брать без очереди.
Магистр странно смотрит на меня. Конечно, он же не знает ни Штирлица, ни анекдотов про него. Наверное, у него сложилось мнение, что я уже “готов”.
— Займись Андрэ, — говорит он Елене. — Вы с ним свободны на пять наших суток.
— Хорошо.
Елена подходит к компьютеру.
— Андрей, где бы ты хотел жить? Я имею в виду не одноразовый ночлег, а постоянное жилище: какое тебя больше всего привлекает, где ты будешь чувствовать себя лучше всего?
— Ну, если вы действительно такие всемогущие… Тогда лучше всего я бы чувствовал себя в деревянном доме, среди русского леса, на берегу реки или озера.
Елена склоняется к клавиатуре:
— Сейчас посмотрим, что у нас есть на эту тему… Пожалуйста.
На одном дисплее возникает изображение уединенно двухэтажного бревенчатого дома на лесной поляне, а на другом — план: опушка леса, дом и рядом лесное озеро.
