— А вот и я, — сказал Андрей, беря ее под локоть.
— Надо же... А я была уверена, что ты не придешь, — сказала Надя.
— Почему?
— Ой, для этого столько может быть причин, что их даже перечислять неинтересно. Куда мы идем?
— Для начала лучше спрятаться где-нибудь от дождя, — Андрей окинул взглядом улицу, прилегающий тротуар, сквер. Ничего подозрительного, настораживающего он не заметил. У киоска стояли под навесом два мужичка, рядом на земле лежал рулон рубероида — дачники собирались открывать сезон. На подошедшем автобусе отъехали и женщина с детьми, и пьяный мужичок. Он с трудом подошел к автобусу, протянул в беспомощности руки, и его просто втащили вовнутрь. Двери тут же захлопнулись за его спиной.
Надя выглядела лучше, чем в прошлый раз, но вела себя как-то встревоженно.
Несколько раз Андрей поймал ее взгляд, брошенный вдоль улицы, назад, она вздрогнула, когда из кустов неожиданно выскочила промокшая под дождем собака.
— Ты чего-то опасаешься? — спросил Андрей.
— Я уже знаю, что с тобой можно ничего не опасаться.
— А мне? Мне нужно чего-то опасаться? Твои знакомые — крутоватые ребята, а?
— Не столь, не столь, Андрей.
— И они вот так легко смирились с твоим уходом?
— Каким уходом? — удивилась Надя. — Я ни от кого не ушла, ни от чего не ушла.
— И ни к кому не пришла?
— К тебе вот пришла, но зачем — не знаю.
— Темнишь, — сказал Андрей. — Знаешь.
Надя отвернулась, помолчала, чуть сильнее сжала руку у локтя.
— Извини, — сказала она. — Слукавила. Невольно. Слова подвернулись... Я и не заметила, как они выскочили. Как с горки соскользнули.
— Бывает.
— Скажи... Я тебе нравлюсь?
— Да.
— Но ты же меня совершенно не знаешь?
— Я говорю о том, что знаю.
— Не боишься разочароваться?
— Если это придет, значит, придет, — Андрей спокойно посмотрел Наде в глаза. — Ты волнуешься? Нервничаешь?
— Не каждый день приходится ходить на свидания... Куда идем?
— Здесь недалеко есть квартира, от которой у меня в кармане ключи.
— А мне там ничего не угрожает?
— Почему... Угрожает. Но гораздо меньше, чем здесь, на улице.
— Это твоя квартира?
— Почти.
— Явочная? — усмехнулась Надя.
— Называй ее, как хочешь... Но там не капает с потолка, не дует из окон, не течет из кранов. Там тепло, мурлыкает холодильник, и в холодильнике кое-что есть.
— Ты ведешь себя уверенно... Привык к победам?
Андрей усмехнулся. Этот облегченный, игривый разговор был не для него. Не любил он произносить слова ради забавы, а если и срывались невзначай, он сам же потом их стыдился и старался побыстрее забыть об этой своей нечаянной слабости.
— Ну, хорошо... Скажи тогда, где моя девочка? Как я найду ее?
— Скажу... Чуть позже.
— А вдруг с тобой что-нибудь случится?
— А что со мной может случиться?
— Все, что угодно, — сказала Надя твердо. — Может упасть кирпич на голову.
Трамвай может переехать. Настигнет карающая рука моего любимого начальника...
Ведь может?
— Тогда обратись к Пафнутьеву. Начальнику следственного отдела прокуратуры. Он поможет.
— А если и с ним Бевзлин разберется?
— Что-то, я смотрю, у твоего Толика большие планы?
— Он всегда этим отличался.
— А при появлении дочки слинял? Как последний фраер?
— Он принял целесообразное решение, — без выражения произнесла Надя. — Ему показалось, что так будет лучше.
— Кому лучше?
— Всем.
— И для девочки, из которой сделают инъекцию для немецкой, английской, американской старухи?
— Пафнутьев мне поможет? — Надя перевела разговор в другое направление.
— Да.
— Вот и хорошо. И закончим на этом.
— Свернем сюда, — Андрей резко шагнул в заросли кленовых кустарников, сквозь которые вела почти неприметная в сумерках тропинка. Надя не успела опомнится, как оказалась скрытой от дороги, и Андрей уводил ее все дальше.
Тропинка эта, видимо, пользовалась успехом у местных жителей — не успели Андрей с Надей пройти двадцати метров, как услышали, что за ними еще кто-то решил воспользоваться этой короткой дорогой к дому.
— Сюда, — сказал Андрей и вышел на освещенную проезжую дорогу, идущую вдоль дома. Здесь они были видны со всех сторон. На расчерченном на квадраты асфальте прыгали, вертелись, скакали, гоняя шайбы девочки, а те, что постарше, стояли в тени и делились весенними тайнами, которыми им удалось овладеть к этому вечеру.
Их шепот был таинственен и тревожен, в нем уже слышались раскаты будущих страстей, бед и счастливых свершений, правда, счастье было наименее вероятно, так уж случается в жизни — все, что угодно, но только не счастье.
Андрей так замысловато провел Надю с главной улицы через дворы, переходя из одного в другой, что она уже совершенно не представляла, где находится.
— Далеко еще? — спросила она.
— Почти пришли.
Во дворах, через которые они проходили, было достаточно оживленно.
Нетерпеливые пенсионеры уже засели за доминошные столы. Уже носились дети с пистолетами в руках, и треск автоматных очередей раздавался в самых неожиданных местах, беспрестанно въезжали и выезжали машины, маршруты их были причудливы и неожиданны. Поскольку жильцы, борясь с автомобильным нашествием, в самых удобных переходах устанавливали фундаментные железобетонные блоки, вынуждая чертыхающихся водителей описывать круги, без всякой надежды выбраться на улицу.
Если бы кто-нибудь вздумал проследить за Андреем и Надей, это не составляло бы никакого труда, но, похоже, они не опасались слежки и шли, не торопясь, изредка обмениваясь незначащими словами, приберегая главное до того момента, когда смогут сесть за стол и посмотреть друг другу в глаза.
Подъезд, в который Андрей ввел Надю, ничем не отличался от остальных.
Разболтанные двери с выбитыми стеклами, вонь мусорных ящиков, расположенных в ряд через дорогу, конфетно-сигаретный хлам на подоконниках. Но, поднявшись на третий этаж, можно было убедиться, что здесь было что-то не так, чище, ухоженней, сквозь открытое окно втекал свежий воздух, чувствовался запах костра, горевшего посредине двора — жильцы сжигали прошлогодние листья, мусор, собравшийся за зиму, отходы от ремонтов, которые, кажется, беспрерывно шли то в одной квартире, то в другой. А поскольку во двор выходили сотни квартир, то возле мусорных ящиков всегда валялись деревянные рейки,
