Истинный канон желтого двора

людям. Обычная человеческая склонность придержать для себя все самое лучшее здесь не работает. Если вы не поделитесь этим с другими, Небо вменит это вам в вину. И наоборот, распространение этих знаний приносит почет и уважение Неба-Земли. Здесь говорится не только об этом тексте и его постижении, а любых духовных приобретениях.

Принимая почтительно от Верховного Лао-цзюня, я внимаю ему как приказу

Устные комментарии июль 2010, Москва

Суй Юньцзян, мастер багуачжан стиля Лян и мэйхуачжуан

О себе

Суй Юньцзян

Я родился в провинции Хэйлунцзян в 1944 году, моя семья – папа, мама, старшие братья – все они были не из Хэйлунцзяна; а то, что мы приехали в Хэйлунцзян, так это, похоже, по судьбе (юаньфэнь). Потому что в период Республики (Миньго) моя семья была очень бедна, тогда вообще бедных было очень много, а богатых мало. Старший брат моей матери (их только двое детей в семье было – брат и сестра), мой дядя, в 7 лет уже начал работать, поехал в Харбин подмастерьем с мастером русской выпечки. А там встретил русского коммуниста, которого из России прислали, но он еще и как бизнесмен получил известность. И тот спросил, почему такой смышленый мальчик работает, а не в школу ходит. Дядя сказал все, как было, что семья бедная, отец рано умер, мама одна детей растит, вот и приходится работать. Потом этот русский дал денег моему дяде на учебу в русской школе в Харбине и дядя очень хорошо учился. Когда впоследствии этого русского отозвали обратно в Советский Союз (его кем-то другим заменили), то он еще послал деньги дяде на учебу в университете, но тот деньги отослал обратно и написал, что будет одновременно работать и учиться.

Суй Юньцзян выполняет одну из форм багуачжан

Дядя очень хорошо говорил по-русски и рано вступил в коммунистическую партию, стал офицером китайской армии и еще работал переводчиком для русской армии. А в то время у моей семьи даже на еду денег не хватало, и поэтому дядя пригласил свою младшую сестру (мою маму) с моим отцом и старшими братьями к себе в Хэйлунцзян. Там я и родился в 1944 году, в уезде Байцюйань.

Я родился в 1944 году, а в 1953-м Китай с традиционного сельскохозяйственного календаря (нун ли) официально перешел на современный григорианский календарь, но пересчитывать даты с одного календаря на другой тогда еще как следует не научились, часто, чтобы не мучиться, использовали простое правило: если в первой половине года родился, то тебя записывали тем же годом по новому календарю, а если во второй половине – то годом позже. Поэтому у меня в паспорте, в домовой книге стоит 1945 год рождения, но на самом деле я родился в 1944 году. И непонятно – дата 18 ноября записана по сельскохозяйственному календарю или в пересчете на григорианский, поэтому я и сам не знаю, когда у меня день рождения. Насчет года я уверен, что это должен быть 1944 год, а дни рождения меня никогда не интересовали. В раннем детстве я просто внимания не обращал, а дату 18 ноября запомнил только после переезда в Пекин. После Освобождения, когда Мао Цзэдун победил, а гоминьдановцы перебрались на Тайвань, дядя работал в госструктурах, в международном госкомитете.

Слева: Ли Цзымин (1902–1993) и Суй Юньцзян. На могиле основателя стиля багуачжан Дун Хайчуаня (1813–1882). Пекин, 1980-е гг.

Вверху: Ли Цзымин, Суй Юньцзян и ученики с портретом Лян Чжэньпу (1863–1932). Пекин, 1980-е гг.

А мы через какое-то время вернулись и жили в родных местах, на юге Хэбэя, а потом в 1950 году переехали в Пекин, там мой самый старший брат и отец работали.

Когда я пошел в школу, мне больше всего нравились физкультура и музыка. В то время в Китае и с тем, и с другим обстояло не особенно хорошо, тем не менее я занимался гимнастикой. Но в начале 1960-х годов у нас было очень мало и риса и пшеницы, не говоря о мясе и рыбе, а иногда мы варили и ели корни и овощную ботву. Из-за недоедания было уже не до занятий спортом, пришлось их бросить. В 1962 году я начал работать в Зале народных собраний.

Книга «Основные положения искусства вращающейся ладони Восьми триграмм»

(Багуа чжуаньчжан цюаньшу ганьяо)

Ли Цзымина (первый том)

В то время это было место не для простых людей, оно даже относилось не к Пекину, а находилось в центральном подчинении. Но тогда я работать не захотел и в 1965 году ушел оттуда в армию, в воздушные силы, и прослужил до 1968 года, когда началась Культурная революция. Поскольку я работал в военных органах, вначале было еще терпимо, но потом и там пошли кампании по критике и все в таком роде, поэтому я ушел из армии и вернулся в Выставочный центр прежнего Советского Союза, его в свое время Россия помогала строить. Кажется, в 1964 году Хрущев и Мао Цзэдун не поладили, и название поменяли на Пекинский выставочный зал (Бэйцзин чжанланьгуань). Тогда было трудно с работой, но я из армии пришел, а это место еще и совсем рядом с домом было.

«Старанием можно восполнить неумелость. Превосходному ученику внутреннего круга Юньцзяну. На память преемнику в четвертом поколении». Дарственная надпись на первом томе

«На долгую память достойному продолжателю Юньцзяну. Усиление себя не прекращается. В дар от учителя Ли Цзымина». Дарственная надпись на втором томе «Багуа чжуаньчжан цюаньшу ганьяо»

Во время Культурной революции (1966–1976) чего только не творилось, все традиционное, включая ушу, подвергалось гонениям, как никому не нужное старье, поэтому ничем таким заниматься открыто возможности не было. На исходе Культурной революции было уже не так строго, в 1974 году я совершенно случайно встретился с Ли Цзыми-ном, он проводил тренировки как раз перед зданием, в котором я работал, в служебном скверике. Я ему понравился, и мне он тоже нравился все больше и больше. И когда он предложил у него заниматься, я, конечно же, сразу согласился и так стал заниматься багуачжан (Ладонь Восьми триграмм).

Мой учитель – прекрасный человек высочайшей культуры – оказал на меня огромное влияние. Он еще в период Республики работал с коммунистической партией и всегда помогал людям. Раньше он был очень богат, владел большим количеством сыхэюань [9] , но ради помощи другим продал их все один за другим. Остался только тот, в котором он сам с семьей жил, да и этот дом принадлежал не ему, а старшему брату его жены, у которого не было ни жены, ни детей. У Ли Цзымина детей было много, поэтому брат жены помогал им детей растить.

Учитель и его жена, Сянь Цихуа, очень хорошо ко мне относились. Мы встретились в 1974 году, а в 1975-м он подарил мне два тома своей книги по багуачжан «Основные положения искусства вращающейся ладони Восьми триграмм» (Багуа чжуаньчжан цюаньшу ганьяо), которые собственноручно подписал для меня. Культурная революция тогда еще не закончилась, поэтому писать «ученику» было нельзя, и сначала он написал «товарищу Юньцзяну», а впоследствии добавил: «превосходному ученику внутреннего круга Юньцзяну, преемнику в четвертом поколении» и уже в 1990 году поставил печать. Я был единственным из его учеников, кому он подарил эту книгу с собственноручными дарственными надписями кистью.

В начале 1990-х годов, еще при Горбачеве, меня пригласили работать в России и я несколько лет с большим удовольствием занимался с русскими учениками, а в 1994 году мне пришлось вернуться в Пекин, так как у мамы серьезно ухудшилось здоровье. Потом постепенно и в Китае у меня стали появляться ученики-иностранцы – японцы, американцы, итальянцы.

Мне очень приятно, что за рубежом растет интерес к китайской культуре и все больше приезжает учеников, но я ничего не делаю, чтобы стать более известным, ничего не пишу, не даю рекламы, в Интернете практически не бываю, у меня нет своих сайтов, своей школы. Люди просто узнают обо мне, приезжают или письма пишут, просят приехать, и я учу их в духе традиционного ушу, пока им интересно, или они меня приглашают на семинары к себе. Все, кто приходит ко мне, обучаются одинаково. Неужели если ты мне больше заплатишь, я буду тебя учить как следует, и прогоню ученика без денег? Все тренируются на одних и тех же занятиях, вне зависимости от их платежеспособности и счета в банке. Но если ученик состоятельный, неужели он не внесет свой вклад – учителю ведь тоже надо есть, но я не стану благодарить за деньги или упрекать за то, что мне их не дают. В Китае так было заведено с давних времен, в древние времена ученик в случае материальных трудностей мог и жить в доме учителя вместе с его семьей. Ведь культуру невозможно пересчитать на деньги. Сколько стоит один цзинь культуры? Нет никаких критериев. И только то, чему невозможно найти материальный эквивалент, можно называть культурой. Поэтому, когда меня спрашивают, не важно, из какой страны, о стоимости моих занятий, я никогда не