которые неизвестно где шатались во время злополучного инцидента.
Савелий и Вероника возвращались в отель, до которого им оставалось уже шагов пятьсот.
— Ловко ты ему! — восхищалась девушка. — Спасибо за песню, Савушка! И вообще ты у меня самый лучший.
— Да ну, зря я это, — недовольно пробормотал Говорков, — не люблю по пустякам силы расходовать. Но что мне было делать? Нам чуть не испортили праздник…
Они шли по узким переулкам, освещенным несколькими фонарями. И тут кто-то окликнул Савелия на чистом русском языке:
— Эй, мужик, обожди. Разговор есть.
Савелий загородил собой Веронику и повернулся лицом к говорящему, моментально оценив ситуацию. К ним вразвалочку и неторопливо подходили три субъекта явно бандитской наружности. Савелий узнал их — конечно, это были дружки амбала, которому он сломал нос. У одного из них во рту хищно блестела фикса.
— Что надо, ребятки? — спокойно спросил Савелий.
— Ты зачем нашего братана обидел? Самый крутой, что ли? Перед своей телкой в брюликах вые… — Говоривший не успел выругаться, потому что Савелий резко нанес ему страшной силы удар под дых.
Бандит сложился пополам, разевая по-рыбьи рот в попытке глотнуть воздуха.
— Савушка, осторожно! — крикнула Вероника. Но Савелий и так знал, что ему нужно делать. Он выпрыгнул на месте и ловким ударом ноги вышиб у одного из нападавших сверкнувший в свете фонарей нож-выкидуху. Выпрыгнул еще раз и ударил другой ногой бандита в челюсть, да так, что раздался громкий хруст, — бритоголовый отлетел на пару метров и смачно впечатался в стену дома, а затем медленно, словно повидло, сполз на землю.
Третий бандит — как раз тот самый, фиксатый, — похоже, кое-что понимал в боевых искусствах. Он начал прыгать перед Савелием, сразу же распознавшим стиль «пьяной обезьяны». Стиль опасный, но смотря для кого. Савелий присел и неуловимым движением правой руки саданул бандита ребром ладони по кадыку. Тот рухнул на асфальт и задрыгал ногами. Между тем первый нападавший, успев очухаться, бросился на Савелия с воплем:
— А, сука афганская, я те счас урою!!! — метнулся к Савелию в высоком прыжке.
Однако Савелий все время был начеку: вовремя пригнулся и, когда бандит перелетал через него, успел ударить кулаком ему в пах. Бандюга взвыл от боли и повалился рядом со своими корешами.
— Так-то вот, — отдышавшись, сказал Говорков и повернулся к Веронике.
Девушка всплеснула руками:
— Савушка, кто они? С тобой ничего не случилось?
— Да что ты, — рассмеялся Савелий. — Это не бойцы. Так, мелочь…
Надеюсь, больше мы с этой поганью не встретимся.
…В эту ночь — последнюю ночь их пребывания на Кипре — Вероника отдавалась Савелию со всей страстью, на которую только была способна. Опять они не спали до утра, потому что оба прекрасно понимали, что вот и заканчивается отведенный им судьбою месяц любви, что потом они снова расстанутся, и когда встретятся снова, трудно даже предположить. Ее ждала учеба, а Савелий уже девятого октября должен был вернуться в Москву. И сейчас, пока неумолимое время не разлучило их, они стремились проникнуть друг в друга как можно глубже, одарить друг друга той небывалой нежностью, которая даст им силы двигаться дальше по жизни, любя и помня эту любовь всегда.
— Я хочу от тебя ребенка, — прошептала Вероника. — Ты слышишь, Савушка?
Хочу сына, такого же, как ты. Так не хочется расставаться с тобой. — Она вдруг всхлипнула. — Мой милый, мой единственный… Савушка…
— И я люблю тебя, — говорил Савелий, обнимая подругу. — И тоже не хочу с тобой расставаться. Только не нужно разводить сырость!.. — Он улыбнулся и вытер бежавшую по щеке слезу. — Если бы только все в этом мире зависело от наших желаний…
Савелий с наслаждением вдыхал аромат ее волос, жадно целовал мокрые от слез глаза девушки, ее горячие, разбухшие от поцелуев губы. А она в эту прощальную ночь словно сошла с ума — изобретательность ее ласк, казалось, не имела границ.
В какой-то момент Вероника захотела, чтобы он вошел в нее стоя. Савелий прижал ее к холодной стене номера, а она обняла его за талию стройными ногами.
Не каждый мужчина может долго заниматься сексом в этой трудной позе, но Савелий и спустя десять — пятнадцать минут неутомимых движений ни капельки не устал. К тому же Вероника была легкой, словно пушинка. Как громко она стонала!
«И пусть, — думал Савелий, — какое нам дело до обслуги отеля. Не маленькие, должны понимать, отчего люди кричат по ночам в своих номерах…»
В эту ночь они испробовали, наверное, все, что было известно им о сексе. И нет ничего удивительного в том, что под утро оба надолго забылись сном без сновидений и спали до трех часов дня.
Проснувшись, они долго лежали, сжимая друг друга в объятиях. Но все на этом свете когда-то заканчивается. Савелий и Вероника наконец поднялись с любовного ложа, собрали вещи, упаковали чемоданы. По русскому обычаю, посидели «на дорожку». И двинулись в путь.
Через несколько часов «Боинг-737» уже мчал их в сторону России.
В самолете Вероника достала большой блокнот и немного застенчиво стала показывать Говоркову наброски, сделанные во время отдыха. Тут были и кипрские пейзажи, и портрет маленького голубоглазого мальчика, очень похожего на Савелия («Я надеюсь, у нас все-таки будет сын», — задумчиво обронила девушка), и две-три геометрические картинки («Надоел мне этот оп-арт, хоть и хорошие деньги приносит», — вздохнула Вероника).
Но больше всего Савелию понравился набросок, изображающий двух взявшихся за руки влюбленных, бегущих к морю. Он догадался, конечно, кто эти влюбленные, и ласково поцеловал Веронику. А она, словно решив его удивить, перевернула страницу блокнота — там была точная копия понравившегося ему наброска, которую она и подарила ему на память о времени, проведенном вместе.
В проходе между креслами прошла стюардесса, предлагая пассажирам сделать заказ. Савелий и Вероника переглянулись и в один голос заказали лучшего кипрского вина.
— Слушай, как же я забыл прикупить несколько бутылочек с собой? — сокрушался Савелий.
— Ничего! — сказала Вероника, вынимая из сумки бутылку вина в оплетке.
— Зато я не забыла. Вот, возьми, Савушка, любимый… Когда ты мне позвонишь?..
Полет продолжался. Ровно гудели двигатели. Самолет все дальше уносил влюбленных от места, напоминавшего земной рай. Уносил в Россию, напоминающую потревоженное осиное гнездо. В земной ад…
Глава третья
Кремлевский курсант
На влажные московские бульвары, на скверы и парки медленно, как бы нехотя опускались желтые листья. Набрякшая влагой листва падала плавно и тяжело, точно рубль на валютной бирже. Что поделать — вот уже третью неделю Россия живет в новом времяисчислении: до семнадцатого августа и после. Шуршит под подошвами дешевое золото листвы, шуршат в бумажниках обесцененные рубли, и никто не знает, когда это закончится и закончится ли вообще…
Крутобокий серебристый «линкольн», отблескивая голубоватыми пуленепробиваемыми стеклами, прошуршал шинами по мокрому асфальту и остановился перед величественным гранитным подъездом на Котельнической набережной.
«Росгазнефтьинвестбанк» — значилось на золоченой табличке слева от двери. Водитель — массивный шкафообразный мужчина с покатыми борцовскими плечами, налитыми гуттаперчевыми кулаками и характерным прищуром по-лягушачьи выпученных глаз — привычно взглянул в зеркальце заднего вида, оценивая обстановку. Позади, метрах в пятнадцати, застыл темно-бордовый джип, хищного вида «шевроле- тахо». И в эту же минуту в держателе на приборной панели зазуммерил мобильный.
— Виталик, ты уже на месте? — послышался из трубки начальственный баритон, и водитель, непонятно почему вздрогнув, поспешил ответить:
— На месте, Александр Фридрихович.
