Прохоров.
Вадим Алексеевич приоткрыл водительскую дверцу, присел, нащупывая под приборной доской запорный рычажок капота. Выпрямившись, Шацкий вновь взглянул на часы и, не в силах сдержаться, произнес с досадой:
— Командир, да быстрее же, опаздываю!
В это мгновение их взгляды встретились. И тут водитель «мазды» поймал себя на мысли, что этот капитан вовсе не тот, за кого себя выдает: на Вадима Алексеевича смотрели острые, безжалостные глаза профессионального убийцы…
Последнее, что успел заметить начальник службы безопасности «Защитника», — небольшой аэрозольный баллончик, невесть как оказавшийся в руках инспектора.
Короткий пшикающий звук, резкий удар теплой маслянистой струи в ноздри, и Шацкий жадно, словно рыба, вытащенная на лед, глотнул ртом воздух. Спустя мгновение грузное тело осело на ноздреватый снег обочины.
Руки Шацкого инстинктивно хватанули снега, голова его с жидким хвостиком волос на затылке мотнулась вбок, глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит. Максим осторожно вытер платком портмоне убитого и сунул ему в карман длинного пальто. Он знал, что первое, на что обратит внимание бригада «скорой помощи», — на месте ли документы покойного…
Мимо проносились машины, обгоняли друг друга, мигали поворотами, суетливо перестраивались на перекрестке из ряда в ряд. И никому из водителей и пассажиров и в голову не могло прийти, что здесь, на обочине оживленной трассы, только что произошло убийство.
Не пришло такое в голову и майору из Сокольнического ГИБДД Воробьеву, который в штатском на своей верной «копейке» спешил в роддом, где его жена утром родила дочку. Воробьев засек незнакомую милицейскую «шестерку» и неизвестного капитана, беседовавшего с водителем «мазды». «Вот нахал, — подумал Воробьев, — в чужом районе бабки снимает». Майор был человек честный, насколько может быть честным работник ГИБДД. В другой раз он обязательно бы остановился и дал бы по рогам нарушителю неписаной милицейской этики. Но так хотелось поскорее хоть через окно поглядеть на новорожденную Юльку (имя они с женой Наталкой выбрали заранее). «Пусть пасется», — щедро разрешил Воробьев приблудному капитану. Правда, уже проехав дальше и чисто автоматически взглянув в зеркало заднего вида, счастливый отец успел заметить какую-то странную суету у «мазды» — похоже, водителю стало плохо. «Бог шельму метит», — беззлобно подумал майор, отчасти даже посочувствовав незадачливому коллеге- капитану, которому теперь, скорее всего, придется вызывать «скорую помощь».
Капитан Прохоров, подхватив обмякшее тело, усадил его за руль, после чего профессионально быстро обыскал салон и карманы. Обнаружив во внутреннем кармане пальто черную коробочку с кнопками, критически осмотрел ее и сунул себе в карман.
Неожиданно в держателе на приборной доске «мазды» зазуммерил мобильник.
Инспектор Прохоров взял телефон.
— Добрый вечер, Вадим Алексеевич, — послышался из аппарата голос.
Этот голос показался Лютому очень знакомым. Не дождавшись ответного приветствия, абонент сообщил:
— Мы уже десять минут на месте. Никакой «Нивы» не было. Что делать?
Ждать дальше?
Не отвечая, мнимый милиционер выключил телефон, вставил его в держатель и понимающе покачал головой.
— Так вот оно что…
Спустя минуту человек, выдававший себя за инспектора, хлопнул открытым капотом «мазды», тщательно протер все поверхности, к которым мог прикасаться, включил в припаркованной машине аварийку и, прикрыв дверцу, направился к своей «шестерке».
Сомневаться в летальном исходе не приходилось. Яд в аэрозольной упаковке действовал мгновенно и бесследно рассасывался в течение получаса. Все свидетельствовало о скоропостижной смерти: вскрытие наверняка показало бы «внезапный тромбоз». Ехал себе человек, почувствовал недомогание, остановился, включил аварийку, но покинуть салон уже не хватило сил… Что поделать: работа у покойного была опасной, ответственности много, дел невпроворот.
Да и вообще, понедельник — день тяжелый. А сегодня как раз начало недели…
Убийство Шацкого, как и все предыдущие ликвидации, было детально продумано и соответственно осуществлено. Теперь оставалось лишь добраться до конспиративной квартиры «КР», где с недавнего времени обитал Максим.
Стоило, однако, сначала подъехать к перекрестку 3-го Транспортного и 2-го Красносельского: звонок на мобильник Шацкого был слишком интригующим.
Роскошный миллеровский «линкольн», одиноко стоящий у обочины, водитель милицейской «шестерки» заметил еще издали. В салоне сидели двое. Мужчину за рулем Максим признал сразу: это был тот самый загадочный Бешеный.
То, что черная коробочка, обнаруженная в кармане покойного Шацкого, была пультом дистанционного включения взрывателя, сомнений не вызывало. Кого именно покойный начальник службы безопасности собирался отправить на тот свет?
Получалось, что этих двоих. Водитель «мазды» мчался в сторону припаркованного «линкольна» и заметно спешил. А это могло означать лишь одно: если те двое в лимузине Немца действительно люди с Лубянки, они или разоблачены Миллером (а то чего ради их взрывать?), или в «Защитнике» возникли какие-то серьезные разногласия.
Конечно, Максиму ничего не стоило, отъехав метров на триста, нажать кнопку пульта. Кто заподозрил бы убийцу в скромном капитане ГИБДЦ? Да и формально Лютый был бы прав: ведь Прокурор настоятельно требовал ликвидации кого-нибудь из окружения Немца!
Но ведь эти двое, судя по всему, выполняли ту же работу, что и он.
Только по другому сценарию.
По какому?
Вот это оставалось неясным. Ситуация усложнялась, запутываясь до невозможного. По мнению Лютого, прояснить ее мог только Прокурор. А потому следовало максимально быстро добраться домой и связаться с хозяином коттеджа на Рублевке по компьютеру (мобильнику Максим давно не доверял).
Однако на полпути к автостоянке, где Нечаеву надлежало оставить уже ненужную милицейскую «шестерку» и пересесть в свою машину, произошел форс-мажор, предугадать который было невозможно.
На перекрестке 3-го Транспортного и 1-й Рыбинской салатный «фольксваген-гольф», идущий впереди милицейской машины, неожиданно занесло на обледеневшем асфальте. «Гольф» на всей скорости понесло к обочине, и глухой удар о фонарный столб завершил путь машины.
Останавливаться и светиться рядом с разбитой машиной в положении Нечаева было чистым безумием. К месту катастрофы в любой момент могли подъехать настоящие сотрудники ГИБДД, а это для Лютого означало бы почти стопроцентный провал.
Однако не оказать пассажирам «гольфа» первую помощь Максим не мог. И не только потому, что к этому вынуждал милицейский статус его автомобиля. Бросить на дороге пострадавших, когда счет времени для них, может быть, идет уже на секунды, — на такое способен лишь законченный негодяй. А потому, вырулив направо. Лютый остановил «шестерку» впритирку к разбитому «гольфу» и, вынырнув из салона, рванул на себя дверцу машины.
Больше всего досталось шоферу — усатому мужчине лет сорока пяти.
Видимо, он не был пристегнут ремнями безопасности, и потому сильно ушибся головой о приборную доску. Залитое кровью лицо, меловая бледность скул, глубокие порезы осколками стекла на руках и лбу… Он так и оставался сидеть за рулем, не в силах пошевелиться: несомненно, у водителя был болевой шок.
Пассажиры — совсем молоденькие юноша и девушка интеллигентной наружности — сидели сзади и потому почти не пострадали.
— Так, ты остаешься тут, — мгновенно оценив ситуацию, скомандовал инспектор, обращаясь к девушке, и, кивнув молодому человеку, бросил:
