бронзовой комнате и вдруг вспомнил, как ты все время твердил об абсолютной цельности четырех стен, пола и потолка. Я тогда спросил себя: почему ты специально упоминал об этом? Что еще было там, помимо стен, пола и потолка? Ты обрисовал вполне узнаваемое трехмерное пространство.
Да, именно так: трехмерное. Комната не была замкнута в четвертом измерении. Существование ее в прошлом было не беспредельно. Ты признался, что создал ее специально для меня. Значит, если отправиться в прошлое, то в результате можно очутиться в той временной точке, в которой комнаты еще не было, и таким образом оказаться за ее пределами.
Более того, по твоим словам, я обладал способностью перемещаться в любом измерении, а время, несомненно, можно рассматривать как одно из измерений. Во всяком случае, как только я решил двигаться по направлению к прошлому, то тут же попал в мчащийся с огромной скоростью поток событий своей жизни, повернутой вспять, и… внезапно обнаружил, что вокруг меня и в помине нет никакой бронзы.
— Как я не догадался о подобном исходе? — вскричал демон с мукой в голосе. — Другим путем ты и не смог бы ускользнуть. Что меня волнует — так это твой контракт. Раз уж ты не попадаешь в разряд обычных осужденных душ — что ж, прекрасно. Это входит в условия игры. Но ты должен стать, по меньшей мере, одним из
Уэлби пожал плечами:
— Я тебе сочувствую, конечно, но ничем помочь не могу. Ты, должно быть, смастерил ту бронзовую комнату сразу же после того, как я поставил свою подпись на документе, потому что момент моего освобождения из комнаты совпал с той временной точкой, в которой я заключал с тобой сделку. В тот момент прошлого я снова увидел тебя. И себя тоже. Ты подталкивал ко мне контракт, а с ним и иглу, которой я мог бы уколоть палец. Конечно, когда я переместился назад во времени, то уготованное мне будущее изгладилось из моей памяти, но, видимо, не совсем. Когда ты подтолкнул ко мне контракт, мне стало не по себе. Поэтому я не подписал его. Я наотрез отказался это делать.
Шапур заскрежетал зубами.
— Как же я не сообразил? Если бы вероятностные модели влияли на демонов, я бы с удовольствием переместился вместе с тобой в этот новый условный мир. Однако все, что я могу тебе сказать, — это то, что ты потерял те десять счастливых лет, которые получил от нас в качестве платы. Это меня утешает. А еще утешает то, что мы тебя все равно заполучим после твоей смерти.
— Да ну, брось, — сказал Уэлби. — Разве в аду позволительно иметь утешение? Хотя в течение десяти лет, которые я к настоящему моменту уже прожил, я ничего не знал о том, что мог бы приобрести. Но сейчас, когда ты вложил в мою голову память о тех десяти годах, которые могли бы быть, я припоминаю, как ты говорил мне в той бронзовой комнате, что демонические соглашения не могут дать больше того, что можно приобрести усердным трудом и упованием на Небо. Я трудился усердно, и я уповал.
Уэлби посмотрел на фотографию своей прекрасной жены и четверых прекрасных детей, затем окинул взглядом со вкусом подобранную роскошную обстановку своего кабинета.
— И я, возможно, сумею даже избежать ада. Тут ты тоже ничего не поделаешь — не в
И демон с ужасным воплем исчез навсегда.
Небывальщина
Kid Stuff
© 1953 by Isaac Asimov
Небывальщина
© О. Битов, перевод, 1996
Первый приступ тошноты миновал, и Ян Прентисс воскликнул:
— Черт возьми, ты же насекомое!
Это звучало не оскорблением, а констатацией факта. Нечто, усевшееся на рабочем столе Прентисса, откликнулось:
— Разумеется…
В нем было около фута росту. Тонюсенькое, с паутинками-ручками и стебельками-ножками, оно казалось крошечной неумелой пародией на человека. И ручки и ножки росли попарно из верхней части туловища. Ножки были длиннее и толще, чем ручки, длиннее, чем само тело, и в коленях переламывались не назад, а вперед. Нечто опиралось на эти свои колени, и низ его пушистого брюшка почти касался поверхности стола.
Времени, чтобы подметить все подробности, у Прентисса было хоть отбавляй. Нечто вовсе не возражало, чтобы его разглядывали. Даже напротив: оно словно упивалось вниманием — или, быть может, оно привыкло, чтобы им любовались?
— Откуда ты взялось?
Задавая свой вопрос, Прентисс был не слишком уверен, что поступает здраво. Еще пять минут назад он сидел себе за машинкой, лениво выстукивая рассказ, обещанный Хорасу Даблъю Брауну еще для прошлого номера журнала «Небывальщина и чертовщина». Настроение у Прентисса было самое обыкновенное, чувствовал он себя нормально — и физически и умственно. И вдруг какая-то часть пространства рядом с машинкой замерцала, заклубилась и сконцентрировалась в этот нелепый кошмар, свесивший блестящие черные ножки над краем стола.
— Я авалонец, — высказался кошмар. — Из Авалона, другими словами…
Крошечное личико заканчивалось роговыми челюстями. Из прыщей над глазами тянулась пара качающихся антенн длиной дюйма по три. Фасеточные глаза сверкали множеством мелких граней — и не было даже и признака ноздрей.
«Естественно, ноздрей нет, — пришла неясная мысль. — Оно должно дышать через отверстия в брюшке. Стало быть, и говорить оно должно брюшком. Или пользуясь телепатией…»
— Из Авалона? — зачем-то переспросил Прентисс. А про себя добавил; «Авалон — это что, страна эльфов из времен короля Артура?..»
— Разумеется, — подтвердило существо, непринужденно отвечая на мысль. — Я эльф.
— Нет, нет!..
Прентисс прижал руки к липу, но, когда отнял, увидел, что эльф по-прежнему тут, расселся, постукивая ножками по верхнему ящику стола. Притом Прентисс был уверен, что не страдает ни алкоголизмом, ни психопатией. По правде сказать, соседи считали его довольно заурядной личностью. У него был приличный животик, заметные, хоть и не очень, остатки волос на черепе, привлекательная жена и деятельный десятилетний сын. Конечно же, соседи и не догадывались, что взносы за дом он выплачивает, сочиняя волшебные историйки для второсортных журналов.
Однако до сих пор тайный этот порок никогда не отражался пагубно на его психике. Разве что жена нет-нет да и покачает укоризненно головой — мнение ее сводилось, в сущности, к тому, что он растрачивает и даже извращает свой талант.
— И кто только это читает! — говаривала она. — Демоны, гномы, эльфы… Детские сказочки!..
— Ты совершенно не права, — ответствовал ей Прентисс. — Современные фантазии представляют собой вольные и, если угодно, утонченные переработки народных мотивов. Под маской нереальности нередко кроются острые комментарии к злободневным событиям. И, заметь, пишутся они исключительно для взрослых. — Бланш пожимала плечами: ей доводилось слушать выступления мужа на съездах и симпозиумах, и все его доводы были ей давно знакомы. Включая последний, решающий: — Кроме того, за фантазии платят, и неплохо платят, не так ли?
— Может, и так, — отзывалась она обычно, — но как было бы славно, если бы ты переключился на детективы! По крайней мере, мы могли бы сказать соседям, чем ты зарабатываешь на жизнь…
Прентисс испустил беззвучный стон: ведь Бланш могла войти в любую минуту и застать его
