Вскоре секретарша толстого директора принесла всей компании крепкий кофе. Эйб Робинсон, Джефф Дармер и толстый директор закурили и стали усиленно думать, как бы им с минимальным ущербом для здоровья взять и совратить с пути истинного некоего неповоротливого водителя грузовика Алекса Мартина, большого нелюбителя каких бы то ни было перемен.
И через некоторое время они придумали, что Алексу Мартину нужно просто сказать, что это его любимая фирма по перевозке мебели посылает его на такое ответственное задание, как съемки в самом настоящем художественном фильме. И к переменам в его личной жизни это не имеет никакого отношения.
— Я возьму все на себя, — сказал толстый директор, — я обговорю с ним условия его новой работы, он даже не почувствует никаких изменений в своей жизни.
— Не хотите же вы сказать, что, снимаясь в нашем фильме, он так и будет думать, что все еще водит машину на вашей фирме? — спросил Джефф Дармер.
— Разумеется, он не настолько туп, — обиделся за Алекса Мартина толстый директор, — просто я подробно объясню ему, что все это нужно для нашей фирмы и вся надежда только на него.
— Пойдет ли он на такую ответственность? — спросил Эйб Робинсон.
— Я приложу все усилия для того, чтоб он сделал это, — с чувством сказал директор, намекая Эйбу Робинсону и Джеффу Дармеру, что сделать это будет невыразимо трудно.
— Условия рекламы вашей фирмы нашей киностудией мы обговорим позже, — тут же сказали ему Эйб Робинсон и Джефф Дармер.
Толстый директор одобрительно кивнул. И они, довольные жизнью, планами на будущее и самими собой, пожали друг другу руки на прощание и разошлись по своим делам.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер вышли из фирмы по перевозке мебели в пределах города в прекрасном настроении. И, насвистывая друг другу какие-то веселые песенки, не сговариваясь, тут же направились в ближайший бар.
И на следующий день на киностудию братьев Тернеров пришел белокурый Алекс Мартин.
Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер обговорили накануне, как будет обставлен приход Алекса Мартина. Его начнут снимать сразу же, как только он ступит на территорию киностудии.
И все: и его недоуменное выражение лица, и неприятие новой действительности, и незаданные вопросы этому миру, все должно попасть в кадр, а потом и в этот необычный фильм.
— Когда герой впервые появится в кадре за спиной героини, — сказал Эйб Робинсон, — в этом месте не должно быть ни замедленных съемок, ни необычной музыки, ни каких-либо других особенных деталей. Мы ни в коем случае не должны привлекать к этому внимание зрителей. Все должно идти, как идет. Зрители должны все понять и почувствовать сами.
— Не все же такие чувствительные, как ты, — сказал Эйбу Робинсону Люк Беррер.
На что Эйб Робинсон едва ли не съел Люка Беррера возмущенным взглядом. Наконец-то процесс создания фильма вот-вот начнет сдвигаться с мертвой точки, а кто-то тут будет говорить, что Эйб Робинсон что-то не так придумал.
Камиллу снимали тремя камерами. Камилла мило разговаривала с одним из актеров. Камилла улыбалась, откидывала со лба челку, на секунду о чем-то задумывалась. И по ней совершенно не было заметно, что она уже почувствовала, что в помещении появился новый человек.
Камилла не вздрогнула, не попыталась оглянуться и не прервала свой не такой уж важный и интересный разговор. Нет. Все шло так, как шло до этого.
Но только теперь и сама Камилла, и стоящий рядом с ней актер, и Эйб Робинсон, и Джефф Дармер, и Джек Марлин, и Люк Беррер, и другие операторы, декораторы, осветители и все остальные техники и помощники знали, что теперь все будет не так, как прежде. Теперь все будет совершенно по-другому.
Потому что теперь в их жизни появился еще один, новый человек. Человек, которого до этого в их жизни еще никогда не было.
Алексу Мартину объяснили, в какое помещение он должен войти, а больше ему ничего не объяснили. И поэтому удивленный и вытащенный из привычной среды обитания Алекс Мартин уже и так был недоволен до глубины души такими огромными переменами в своей безоблачной жизни.
Он возмущенно вошел в большое помещение, заполненное серьезными и важными людьми, и остановился на пороге в глубоком неприятии новой действительности. Все люди в помещении были заняты каким-либо возмутительным делом.
Кто-то нарочно направлял на бедного Алекса Мартина огромный прожектор, кто-то протягивал к нему на длинной палке микрофон, а кто-то снимал его на кинокамеру. Алекс Мартин увидел в другом конце помещения Эйба Робинсона и Джеффа Дармера, которым так не терпелось с ним вчера поговорить, и тут же умно понял, от кого исходит все зло.
А потому Алекс Мартин громко фыркнул и развернулся, чтобы важно выйти вон из помещения. Но он тут же запутался в многочисленных проводах и громко растянулся во весь рост на полу. Киностудия братьев Тернеров содрогнулась от такого удара.
И так получилось, что никто на киностудии братьев Тернеров не смог как-нибудь корректно сдержаться и промолчать. Нет, даже наоборот, вся киностудия братьев Тернеров тоже чуть не рухнула на пол от неудержимого хохота.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер поняли, что теперь они точно пропали, теперь им чуть ли не целый год придется ходить следом за этим белокурым человеком и уговаривать его сняться в их фильме. И терпеливо объяснять ему, что никто не желал ему никакого зла, это было сделано чисто случайно, вовсе не нарочно, и так далее и тому подобное.
Алекс Мартин лежал на полу и придумывал план ужасной мести. Почему-то громче всех хохотали двоюродные братья Камиллы Роландо и Цезаро, в их жизни было мало развлечений, и они были рады чьей-нибудь любой неприятности.
Но так как на киностудии все были глубоко серьезные и деловые люди, то никто не выпустил из рук осветительные приборы, не отвел в сторону микрофоны, не выключил кинокамеры. Алекса Мартина продолжали освещать прожекторами, снимать на кинопленку, а чувствительные микрофоны регистрировали его гневное пыхтение.
И единственным человеком, кто не обратил на происшедшее никакого внимания, была Камилла. Актер, с которым она разговаривала до этого, давно забыл то, о чем они разговаривали, и, как и все остальные, радостно хохотал в кулак.
Камилла тоже уже забыла то, о чем она с кем-то только что говорила, не так уж это было важно и существенно. Она просто стояла там, где стояла, никуда не оглядывалась и не обращала ни на кого внимания.
Она смотрела сквозь большое окно на облака, на небо и на солнце. А еще она смотрела в глубь себя и ощущала какое-то новое чувство, даже ей самой неведомое, неизвестное и неповторимое.
Умница Люк Беррер тоже никак не отвлекался, он-то и снял Камиллу в этот удивительный момент. И этот ее необъяснимый тонкий взгляд — на все и в никуда — много позже тоже был признан одним из самых сильных моментов этого необычного фильма.
11
Как и любой порядочный человек, дедушка Ичи всегда просыпался очень рано. А в последнее время в жизни дедушки Ичи произошли большие перемены, он вновь обрел какой-то смысл, жизнь перестала для него существовать только на экранах его телевизоров.
Никто теперь не мог сказать дедушке Ичи, что он живет немного скучновато и совсем неинтересно, нет. Теперь, когда его любимая внучка стала сниматься в самом настоящем художественном фильме, дедушка Ичи стал чувствовать себя особенно ответственным за все происходящее.
Теперь он мог спокойно сесть за руль автомобиля и в любой момент приехать в шикарный особняк за город и посмотреть на то, что там происходит. По контракту в любой снимаемой сцене фильма должно было
