Назавтра, ближе к полудню, мы опять услышали доносившиеся из хижины Стоуна те же два голоса. Вбежав туда, мы застали Этчама спящим рядом со своим шефом, на груди которого на сей раз проклюнулась уже левая опухоль из нее торчала точно такая же шипящая и свистящая головка. Этчам тут же проснулся, и теперь уже трое нас стояли и лицезрели дикую картину. Стоун каким-то образом ухитрялся вставлять хрипловатые слова в позванивающее бормотание чудовищного творения природы.
Ван Райтен шагнул вперед, схватил бритву Стоуна и опустился на колени перед койкой. Крошечная головка люто, почти по-звериному зашипела на него.
И в это мгновение заговорил сам Стоун — на сей раз по-английски.
— Кто это стоит с моей бритвой в руке?
Ван Райтен невольно откинулся назад и поднялся на ноги. Теперь взгляд Стоуна полностью прояснился, он внимательно окинул им комнату.
— Конец, — проговорил он. — Я чувствую свою кончину. Вижу Этчама как живого. Синглтон! Призраки юности решили проводить меня в последний путь? Но кто вы, странный призрак с черной бородой и моей бритвой в руке, кто вы? Прочь отсюда!
— Я не призрак, — нашел в себе силы проговорить Ван Райтен. — Я пока еще жив, равно как и Этчам с Синглтоном. Мы пришли, чтобы помочь вам.
— А, Ван Райтен, — произнес он. — Что ж, мое дело переходит в достойные руки. Удача, Ван Райтен, и в самом деле всегда сопутствовала вам.
Ван Райтен подошел ближе.
— Потерпите, старина, — проговорил он успокаивающим тоном. — Будет немножко больно, но это недолго.
— Сколько уже таких «немножко больно» пришлось мне пережить, отчетливо проговорил Стоун. — Нет, пусть все свершится. Дайте мне спокойно умереть. Сама Медуза Горгона неспособна тягаться с этим. Вы можете срезать сто, даже тысячу таких же головок, но едва ли вам удастся снять с меня его проклятье. То, что впиталось в кости, не выходит через плоть, так что не надо лишний раз кромсать меня. Вы обещаете?!
Мне почудилось, будто я услышал приказ из далекого детства, и ослушаться его не мог ни Ван Райтен, ни кто другой.
— Обещаю, — проговорил Ван Райтен.
Едва отзвучали слова Стоуна, глаза его подернулись пеленой.
Затем все трое уселись рядом с телом Стоуна и стали наблюдать, как прорастала из его тела эта чудовищная голова, сменившаяся целой фигуркой, высвобождавшей свои крошечные, малюсенькие и потому особенно омерзительные ручонки. Их такие же микроскопические, но по форме близкие к совершенству ноготки слабо поблескивали в еле различимом свете луны, а чудом различимые розовые пятнышки на ладонях казались особенно зловеще-натуральными. И все это время они ни на миг не прекращали своего шевеления, подергивания, а правая даже потянулась было к рыжеватой бороде Стоуна.
— Я не вынесу этого, — простонал Ван Райтен и снова взялся за бритву.
Тотчас же открылись глаза Стоуна — жесткие, пылающие.
— Значит, Ван Райтен нарушил данное им же слово, — медленно проговорил он. — Не может такого быть!
— Но мы же должны вам хоть как-то помочь! — взмолился Ван Райтен.
— Сейчас меня уже ничто не может ни ранить, ни излечить, — сказал Стоун. — Просто настал мой час. Это не злой глаз, проклятие идет из меня самого, и оно приобретает очертания тех чудовищ, которых вы видите сейчас перед собой. А я, тем не менее, продолжаю жить.
Глаза его сомкнулись, а мы продолжали стоять, совсем беспомощные, глядя на эту обмякшую фигуру, которая продолжала посылать нам свои последние слова.
Неожиданно Стоун снова заговорил:
— Ты владеешь всеми наречиями? — резко спросил он.
Крошечная головка тут же повернулась и ответила на чистом английском:
— Естественно, я могу говорить на всех тех языках, которыми владеешь и ты, — проговорила она, изредка высовывая свой червеобразный язычок, подергивая губками и покачиваясь из стороны в сторону. Мы даже видели, как проступали ее ребра-ниточки, подталкиваемые изнутри при каждом вздохе воображаемыми легкими.
— Простило ли оно меня? — как-то приглушенно спросил Стоун.
— Не будет тебе прощения, покуда сияют звезды над озером.
И тут же Стоун одним-единственный движением завалился на бок, а через мгновение умер.
Когда смолк голос Синглтона, в комнате воцарилась тишина, да такая, что мы могли расслышать дыхание друг друга. Бестактный Томбли первым нарушил молчание:
— Я полагаю, что вы все же отрезали головку и привезли ее с собой в банке со спиртом?
Синглтон неожиданно строго посмотрел на него.
— Мы похоронили Стоуна в таком состоянии, в каком он пребывал.
— Но, — продолжал неугомонный Томбли, — ведь все это действительно звучит как-то чудовищно.
Синглтон напрягся.
— Я и не ожидал, господа, что вы во все это поверите, сказал он. — Но вы не могли забыть те мои слова, которые я произнес в самом начале, и все же повторю их: несмотря на все то, что я сам видел и слышал, я, тем не менее, отказываюсь верить самому себе.
Мартин С. Уоддел
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОЖА
Он подошел к двери дома и почувствовал, что на крыльцо стоит кто-то еще — стоит и роется в карманах в поисках ключа. Свой ключ молодой человек держал в руке, и потому стоящий отступил
Молодой человек включил свет и стал подниматься по лестнице мимо зеленых дверей с номерами. Он не добрался еще и до второй лестничной площадки, когда свет неожиданно погас.
Он остановился, держась рукой за перила. Странно… Наверное, тот, другой, выключил свет.
Затем он услышал медленное шарканье ног и разглядел на лестнице темные очертания.
Второй выключатель в подъезде отсутствовал, и потому не оставалось ничего иного, кроме как опять спуститься вниз и снова включить свет. Но он поймал себя на мысли, что не хочет проходить мимо того, кто там, внизу… Это был не то чтобы страх, просто чувство нарастало в нем по мере того, как шарканье усиливалось, Очертания приближавшегося все еще сливались с темнотой, словно составляли с ней единое целое.
Он снова стал подниматься, и ему показалось, что темная фигура за спиной прибавила шагу, явно намереваясь нагнать его. Время от времени ему казалось, что он даже слышит сдавленное дыхание и тот же скрип старых ступеней под ногами.
Впрочем, бояться было абсолютно нечего.
Он остановился на площадке второго этажа и подождал идущего сзади.
По тот не подходил.
При этом он не слышал, чтобы где-нибудь открывалась дверь, До того как остановиться, он был уверен, что за ним что-то движется. Оно не ушло… оно было где-то здесь, за его спиной, Просто, когда он
