— Это я превратил Тана в чудовище, — глухо произнес он. — Мое предательство лишило его человеческого облика.
Я закрыла глаза. За все деяния Тана ему не было прощения, но теперь по крайней мере я поняла причину непреклонной ненависти китайца.
Помолчав какое-то время, генерал продолжил рассказ.
— В тот день, когда я уехал из вашего дома, нам сообщили, что Япония сдалась, а Нагасаки и Хиросима полностью разрушены. Только через-годы я узнал, что на самом деле случилось с моим городом: треть его была стерта с лица земли, сотни тысяч людей погибли или были ранены, тысячи заболели и умерли позже мед ленной и мучительной смертью. Уезжая из Харбина, я встретил ся с товарищем, который рассказал, что твою мать допрашивали, а затем отправили в Советский Союз. Мне было очень жаль ос, но я подумал, что едва ли смогу сам спастись, к тому же мне еще нужно было вернуться в Японию и узнать о судьбе жены и детей. Но во время пути меня посетило ужасное видение. Мне приснилась моя жена Ясуко; она стояла на вершине холма и ждала меня. Кинувшись к ней, я увидел, что тело ее было в трещинах и высохло, как разбитый глиняный горшок. Рукой она прижимала к себе какую-то тень, и эта тень плакала. То была Ханако, моя дочь. Тень бросилась ко мне, но в ту секунду, когда она коснулась меня, ее тело растворилось, слилось со мной. Я поднял рубашку и увидел, что плоть свисала у меня с ребер, как банановая кожура. Тогда я понял, что они мертвы. Они погибли из-за того, что я подставил под удар русскую женщину и ее дочь, поселившись у них в доме. Может, меня покарал дух твоего отца, не знаю. Понимая, что мне нужно действовать быстро, я разузнал, когда поезд с депортированными прибудет к границе. Конечно, я боялся, поскольку четкого плана действий у меня не было. Любой план, который рождался у меня в голове, казалось, был обречен на провал. Потом я вспомнил, что Тан сотрудничал с Советами. В каком-то сельском доме я украл несколько тряпок и перевязал себе руки. В повязки я замотал дохлых мышей, чтобы сымитировать запах гниющего мяса, который всегда витал вокруг Тана с тех пор, как он сбежал из лагеря. Загримировавшись, я смог заполучить в свое распоряжение самолет, на котором прилетел в приграничный район. К счастью, мне удалось убедить трех коммунистов сопроводить меня до поезда, чтобы казнить твою мать.
Генерал замолчал, поджав губы. Он перестал казаться мне страшным пришельцем из прошлой жизни. Слабый, дрожащий старик, согбенный под грузом воспоминаний. Он посмотрел на меня, как будто услышал мои мысли.
— Наверное, это был самый отчаянный поступок, который я когда-либо совершал, — сказал он. — Я не знал, сработает ли мой план или приведет лишь к тому, что погибну и я, и твоя мать. Когда я ворвался в тюремный вагон, глаза твоей матери округлились, она узнала меня. Я велел одному из охранников оттащить ее за волосы к двери. Она отбивалась и кричала, как настоящая актриса. До последней секунды охранники были уверены, что мы будем ее расстреливать. Но я толкнул ее на землю, отобрал у охранников пистолет, выстрелил в фары машины, а потом уложил их.
— Куда вы направились после этого? — спросил Иван.
Я впилась пальцами в его ладонь, ища точку опоры. Он был единственным, что еще оставалось незыблемым. Мне показалось, что стены, потеряв устойчивость, стали надвигаться на меня. В голове стоял туман, делая все вокруг каким-то зыбким и неестественным. Мама. Мама. Мама. Она снова оживала через столько лет после того, как я смирилась с ее смертью.
— Прилагая неимоверные усилия, мы с ней изо всех сил поспешили обратно в Харбин, — продолжил генерал. — Это было опасное путешествие, продлившееся три дня. Вид твоей матери вызывал больше подозрений, чем мой, поэтому нам следовало быть предельно осторожными. Когда мы вернулись в Харбин, ни Померанцевых, ни тебя там уже не было. Увидев пепелище, в которое превратился ваш дом, твоя мать потеряла сознание. Кто-то из соседей рассказал нам, что Померанцевы спасли тебя и отправили в Шанхай. Мы решили, что тоже поедем в Шанхай и во что бы то ни стало найдем тебя. Через Дайрен ехать было нельзя, потому что советские войска выставили там заслон, чтобы не дать русским эмигрантам покинуть Китай на кораблях. Нам пришлось отправиться на юг своим ходом, плыть по речкам, каналам, ехать по грунтовым дорогам. В Пекине мы остановились в доме, расположенном недалеко от железнодорожного вокзала, чтобы утром сесть на поезд до Шанхая. Но именно в Пекине я понял, что за нами следят. Сначала я подумал, что мне только кажется, но потом увидел, что от твоей матери, которая пошла покупать билеты на поезд, не отставал какой-то человек. Человек без рук. «Если мы поедем в Шанхай, то выведем его прямо к Ане», — сказал я ей, поскольку Тана теперь интересовал не только я один.
Я поняла, как близко тогда была от меня мать, и сжала руку Ивана еще сильнее. От Пекина до Шанхая всего день езды на поезде.
— Японцев всегда интересовала Монголия. — Голос генерала напрягся: он вспомнил ужас, который ему пришлось пережить. — Готовясь стать шпионом, я должен был выучить все маршруты, по которым европейские археологи пересекали пустыню Гоби. К тому же, естественно, мне был знаком Великий шелковый путь. Я сказал твоей матери, что нам нужно ехать на север, к самой границе, потому что там, в песках, мы наверняка сумеем оторваться от Тана, ибо в тех местах человек, лишенный рук, обречен на смерть. Даже такой решительный человек, как Тан. Моей задачей было доставить твою мать в Казахстан, а самому вернуться в Шанхай. Поначалу твоя мать сопротивлялась, но я убедил женщину, что в Шанхае ее дочь в безопасности. Чем могла ее смерть помочь тебе? Может показаться, что отвезти твою мать в Казахстан было равносильно тому, что отдать ее в руки врагу. Но шпион должен уметь сливаться с окружающими его людьми, а в Казахстане после войны царил совершенный хаос. Тысячи русских приехали сюда, спасаясь от фашистов, и многие из них не имели документов.
Я по-прежнему не в силах была вымолвить и слова.
— Опытные путешественники добрались бы в Казахстан за три месяца, но у нас поездка заняла почти два года. Мы купили лошадей у каких-то пастухов и старались беречь их, потому что зимы в тех местах очень суровые и у нас было только семь месяцев в году, когда можно продвигаться вперед. Кроме советских пограничников и рьяных приспешников коммунистов, с которыми нам пришлось столкнуться, мы пережили несколько песчаных бурь и преодолели каменистые пустыни, протянувшиеся на десятки миль. Один из наших проводников умер от укуса гадюки. Если бы я не знал несколько слов по-монгольски и если бы не гостеприимство местных племен, мы бы погибли. Что случилось с Таном, я не знаю. С тех пор как я покинул Шанхай, мы с ним ни разу не виделись, а он, судя по всему, так и не нашел тебя. Мне бы очень хотелось верить, что Тан погиб, гоняясь за нами по горам. Это единственный исход, который принес бы успокоение его истерзанной душе. Убив нас, он бы все равно не успокоился. Мы с твоей матерью добрались до Казахстана совершенно обессиленные. Нам посчастливилось найти приют в доме старой казашки. Когда ко мне вернулись силы, я сказал твоей матери, что вернусь в Китай и обязательно разыщу ее дочь. «Вас разлучили из-за меня, — говорил ей я. — Во время войны я согласился стать шпионом, чтобы спасти собственную семью, но так и не уберег ее. Мне нужно искупить вину, иначе их душам не будет покоя». «Не ты виноват в том, что я потеряла дочь, — отвечала твоя мать. — После войны Советы все равно отправили бы нас в лагеря. По крайней мере, я знаю, что она в безопасности. Может быть, и у меня благодаря тебе появился шанс спастись». Слова твоей матери глубоко тронули меня, и я пал перед ней на колени и низко поклонился. Тогда я понял, что между нами существует некая связь. Возможно, она возникла во время нашего путешествия, когда жизнь каждого из нас висела на волоске. А может, это как-то связано с прошлой жизнью. Такая же связь была у меня с женой; благодаря ей я понял, что она и дочь погибли в Нагасаки.
Генерал помолчал, вспоминая пережитое.
— Несмотря на то что в Китае мне было проще передвигаться в одиночку, я вынужден был задерживаться из-за постоянных стычек между коммунистами и националистами. К тому же оставались еще и боевые отряды, которыми руководили командиры, не подчиняющиеся никому, поэтому каждый шаг мог таить в себе угрозу. Поезда превратились в легкие мишени, и мне пришлось путешествовать по рекам или идти пешком. На протяжении всего пути меня терзала одна мысль: как проделать обратный путь, если со мной будет девочка из семьи белоэмигрантов? Но оказалось, что в этом аде кромешном под названием Шанхай найти человека практически невозможно. Я искал Аню Козлову в русских кабаре, магазинах и ресторанах. У меня не было твоей фотографии. Я мог только на словах описать девочку с волосами цвета имбиря. Ты как сквозь землю провалилась. Или же русские просто не хотели выдавать одного из своих.
Наконец кто-то сказал мне, что видел девушку с рыжеватыми волосами в ночном клубе под
