Дмитрий решительно поднялся. Увидев, что я все еще сомневаюсь, он протянул руку.
— Аня, я хочу, чтобы ты была рядом со мной, — сказал он.
Сердце замерло у меня в груди, как только я увидела дом.
Землю в саду размыло дождями. Никто не подрезал розовые кусты. Страшные ползучие побеги карабкались по стенам, впиваясь в оконные рамы, оставляя коричневые шрамы на краске. Гардения потеряла все листья, превратилась в голую палку, торчащую из земли. Клумбы сплошь были забиты комьями грязи. Несмотря на приближающуюся осень, никто не позаботился о том, чтобы пересадить цветы. Из прачечной донесся голос Мэй Линь, она что-то напевала. Я поняла, что Дмитрий, должно быть, перевез ее в дом еще вчера.
Дверь открыла старая служанка. Увидев меня, она улыбнулась, и в ее запавших глазах блеснули искорки. На секунду лицо китаянки озарилось. За все те годы, что я знала ее, она ни разу не улыбалась мне. Странно, но сейчас, когда мы оказались на краю беды, Чжунь-ин вдруг решила полюбить меня. Дмитрий помог ей занести во двор мои чемоданы. Других слуг почему-то не было видно.
Стены гостиной пустовали, все картины куда-то пропали. Остались лишь дырочки от креплений, на которых они раньше висели.
— Я их спрятал. Для безопасности, — объяснил Дмитрий.
Старая служанка начала распаковывать чемоданы и заносить мою одежду наверх. Дождавшись, когда она скрылась из виду и не могла услышать моих слов, я повернулась к Дмитрию и сказала:
— Не лги мне. Никогда больше не лги мне.
Он вздрогнул, словно получил от меня пощечину.
— Ты их продал, чтобы потратить деньги на клуб. Я не дура; И не девчонка, хоть ты меня и считаешь такой. Я повзрослела, Дмитрий. Посмотри на меня. Я постарела.
Дмитрий зажал мне рот рукой и притянул к своей груди. Он выглядел совершенно измученным и тоже постарел. Я это чувствовала. Сердце у него еле слышно билось. Он сильнее стиснул мои руки и прикоснулся своей щекой к моему лицу.
— Она забрала их, когда ушла.
От его слов я вздрогнула, как от удара кнутом. Стало невыносимо больно. Значит,
— Она больше не вернется?
— Нет, — ответил Дмитрий, пристально глядя на меня.
Я глубоко вдохнула. Мне предстояло сделать выбор между двумя разными мирами. В одном из них я собирала чемоданы и возвращалась в квартиру, в другом оставалась с Дмитрием. Я сжала ладонями виски.
— Тогда забудем о ней, — жестко произнесла я. — Выбросим ее из нашей жизни.
Дмитрий бросился ко мне и уткнулся лицом в плечо.
— «Она», «ее», «была»… Такими словами мы теперь будем о ней говорить, — сказала я.
Танки Национально-освободительной армии грохотали по городу день и ночь. Казни сторонников коммунистов прямо на улицах стали обычным делом. Однажды по пути на базар я прошла мимо четырех отрубленных голов, насаженных на дорожные знаки, и обратила на них внимание, только когда у меня за спиной закричали девочка и ее мать. В те дни на улицах пахло кровью.
Следуя правилам комендантского часа, мы открывали клуб только три раза в неделю, что, в общем- то, было нам на руку, поскольку в заведении не хватало работников. Все повара уехали либо на Тайвань, либо в Гонконг; из музыкантов в городе остались исключительно русские. Тем не менее, когда мы открывались, в клубе во всем блеске собирались его завсегдатаи.
— Я не позволю кучке недовольных крестьян портить мне жизнь, — в один из вечеров заявила мне мадам Дега, глубоко затягиваясь сигаретой, вставленной в длинный мундштук. — Дай им волю, так они уничтожат все вокруг.
Ее пуделя задавила машина, но она мужественно перенесла эту потерю и завела себе попугая, которого звали Фи-Фи.
Подобное настроение читалось в глазах и других постоянных посетителей, которые остались в Шанхае. Британские и американские коммерсанты, голландские владельцы торговых судов, нервные китайские предприниматели. Отчаянное желание вести привычный образ жизни заставляло этих людей собираться в клубе, что и держало нас на плаву.
Несмотря на хаос, царивший на улицах, мы пили дешевое вино, как когда-то марочные вина лучших сортов, и ели нарезанное кубиками копченое мясо с тем же видом, с каким раньше наслаждались икрой. Когда выключалось электричество, мы зажигали свечи. Каждую ночь мы с Дмитрием танцевали в зале, словно новобрачные. Война, смерть Сергея, Амелия — все это казалось страшным сном.
По вечерам, когда клуб не работал, мы с Дмитрием оставались дома. Мы читали друг другу книги или слушали пластинки. В центре огромного агонизирующего города мы стали жить жизнью обычной супружеской пары. Амелия превратилась в призрак лишь изредка залетавший в дом. Иногда я чувствовала ее запах на подушке или замечала блестящую черную волосинку на щетке. Но я не встречалась с Амелией и ничего не слышала о ней, пока через несколько недель после того, как я переехала в дом, не зазвонил телефон. Трубку сняла старая служанка. Теперь, когда в доме не было дворецкого, у старухи вошло в привычку разговаривать по-английски и подходить к телефону. Я сразу поняла, кто звонит, увидев, как Чжунь-ин вбежала в комнату и как она старательно избегала встречаться со мной глазами. Она что-то шепнула Дмитрию.
— Скажи ей, что меня нет дома, — бросил он.
Служанка пошла обратно в прихожую и уже взяла трубку, чтобы передать послание, когда Дмитрий, достаточно громко, чтобы его услышала и Амелия, крикнул:
— Скажи, чтобы она больше сюда не звонила!
На следующий день я получила срочную записку от Любы с просьбой встретиться в клубе. Мы не виделись около месяца, и, когда заприметила ее в вестибюле, в пышной шляпе, но с мертвенно-бледным лицом, я не на шутку испугалась.
— Что с вами? — вскрикнула я.
— Мы уезжаем, — сообщила она. — Вечером отправляемся в Гонконг. Сегодня последний день, когда действительны выездные визы. Аня, ты должна ехать с нами.
— Я не могу, — сказала я.
— У тебя больше не будет шанса выбраться отсюда. У Алексея в Гонконге брат. Мы можем сделать вид, что ты наша дочь.
Никогда еще я не видела Любу такой взволнованной и испуганной, хотя именно ее я должна была благодарить за то, что смогла пережить кризис своей семейной жизни. Однако, взглянув на остальных женщин в зале, тех немногих, кто еще посетил клуб, я заметила, что на их лицах то же самое выражение мимического страха.
— Ко мне вернулся Дмитрий, — начала объяснять я. — Вряд ли он захочет бросить клуб, а я, разумеется, останусь с мужем. — Я прикусила губу и перевела взгляд на свои руки. Еще один близкий человек покидал меня. Если Люба уедет из Шанхая, мы, скорее всего, уже никогда не встретимся.
Люба раскрыла сумочку и достала носовой платок.
— Я же говорила, что он вернется, — пробормотала она, подпоен платок к глазам. — Я бы могла помочь вам обоим уехать, но ты права насчет Дмитрия, клуб он не оставит. Жаль, что они с моим мужем перестали быть друзьями. Алексей, наверное, смог бы его убедить в необходимости отъезда.
Появился метрдотель и объявил, что наш столик готов. Когда мы заняли места, Люба заказала бутылку лучшего шампанского и творожный пудинг на десерт. Принесли шампанское, И она залпом выпила первый бокал.
— Я сообщу тебе наш адрес в Гонконге, — с твердостью в голосе заявила она. — Если тебе понадобится наша помощь, любая, дай мне знать. Хотя мне было бы намного спокойнее, если бы я знала, что и вы собираетесь уехать из Шанхая.
— В клуб все еще ходят очень многие из старых посетителей, — сказала я. — Но если и они начнут
