соскочила с катков и вся перекосилась. Броневые плиты разошлись. Длинные стволы орудий застыли в неестественной позе, обратив свои дула к небу.
На верхнем носовом мостике стоял дальномер, и группа матросов под руководством младшего штурманского офицера мичмана Вячеслава Петровича Палецкого определяла расстояние до вражеских кораблей. Разрывом снаряда матросов разнесло на части, а мичман В.П. Палецкий лежал с растерзанной грудью и громко рапортовал:
— Крейсер «Идзумо»… Тридцать пять… «Идзумо»… Трид…
И замер навсегда.
Следующими двумя снарядами, одновременно попавшими, был разбит каземат носового 6-дюймового орудия левого борта. Один снаряд разорвался у боевой рубки, и осколки полетели в рубку через прорези в броне. Был тяжело ранен морской писатель, старший флаг-офицер лейтенант барон Фёдор Михайлович Косинский. Другие офицеры и матросы — убиты или ранены. Командир с залитым кровью лицом вышел из рубки, держа в руке дымящуюся папиросу, приказал позвать старшего офицера, поднёс папиросу ко рту, затянулся и снова скрылся в рубке, чтобы дальше вести корабль, продолжая неравный и безнадёжный бой.
ГЛАВА V.
НА «ОРЛЕ»
Бой разгорался, когда «Орёл» смог открыть огонь после небольшой задержки, вызванной вступлением корабля в кильватерный строй всей русской эскадры. Содрогая воздух, с тяжёлым грохотом стреляли крупные орудия. Резким сотрясением и гулом отдавались эти выстрелы во внутренних помещениях корабля. В интервалах между залпами тяжёлых орудий грохотали на несколько более высокой ноте и с меньшими паузами шестидюймовые орудия. Трёхдюймовые пушки отрывисто гавкали, напоминая визгливый лай собак по сравнению с грозным рыком разъярённых львов и тигров, к которому можно приравнять стрельбу из тяжёлых орудий.
Менее резко звучали выстрелы соседних кораблей. Издали доносило приглушённые звуки залпов противника. Над морем стоял непрерывный гул, как будто небесные молнии решили показать ещё невиданную силу и раскаты грома не утихали ни на секунду. Бесконечное число летящих снарядов прорезало воздух, оставляя за собой порывистое дыхание разрежённого воздуха и зловещий дребезжащий рёв, быстро нараставший и медленно затухавший. При разрывах вблизи этот рёв обрывался оглушительным треском, как будто разрывались гигантские хлопушки.
Над поверхностью моря чередовались полосы дыма и тумана. Сильный ветер рвал эти полосы, и в прорывах между ними серые неприятельские корабли смутно выделялись на таком же тёмном и даже чёрном небосклоне. Неясные силуэты вражеских кораблей, стреляя, покрывались ожерельем вспышек. Как бешеные апокалиптические звери, они посылали в сторону русского флота пучки молний и град снарядов, вплоть до двадцатипятипудовых.
Японские снаряды подымали вокруг русских кораблей высокие столбы воды, перемешанные с красным пламенем и чёрно-бурым дымом. В противоположность русским снарядам, они разрывались при падении в воду и обсыпали палубы наших судов бесчисленным количеством осколков. Русские же снаряды только взметали всплески воды и, не разрываясь, тонули в море. Их эффект при падении в воду рядом с вражеским кораблём был только психологический.
Тем не менее длинная колонна русских кораблей также энергично отвечала, как стреляли японцы. Но было сразу заметно, что наши корабли опоясывались облаками дыма при залпах из своих орудий спустя более продолжительные интервалы времени, чем японские броненосцы и броненосные крейсера. Преимущество в скорострельности орудий было, бесспорно, на стороне противника.
Первые минуты боя «Орёл» стрелял безнаказанно, как на смотру, так как стрельба неприятельских кораблей, согласно сигналу адмирала Того, сосредоточилась на «Суворове» и на «Ослябе». Но затем вокруг «Орла» начало увеличиваться количество всплесков от снарядов. Это уже не были случайные снаряды, предназначенные для заднего мателота «Осляби», и которые заносило на соседний «Орёл». Время от времени неприятельская линия переносила огонь на другие корабли, когда дым от пожаров, возникших на русских флагманских кораблях, мешал наводке по ним.
«Орёл» стрелял из своих орудий тяжёлого и среднего калибра, расположенных в башнях. Трёхдюймовые орудия, расположенные вдоль борта в казематах, молчали, так как расстояние до японских кораблей было больше тридцати кабельтовых, каковая дистанция была предельной для пушек этого калибра. Но во время боя обе эскадры медленно сближались. Настала очередь заговорить и трёхдюймовым орудиям «Орла». Артиллерия «Орла» в это время стреляла по броненосцу «Шикишима», шедшему вторым в строю японской колонны.
Но в тот момент, когда раздался залп из всех шести трёхдюймовых орудий левого борта, его звук потонул в детонации, произведённой первым попаданием тяжёлого неприятельского снаряда в «Орёл». В казематах трёхдюймовых орудий с потолка начала спускаться густая чёрная туча, которая медленно осаждалась на всех предметах, находившихся в казематах, покрывая их толстым слоем угольной пыли. Во время долгого похода эскадры адмирала Рожественского из Балтийского моря на Дальний Восток эти казематы были использованы как дополнительные склады угля. Благодаря этому мероприятию оказалось возможным делать длительные переходы, на которые не были рассчитаны корабли, и реже грузиться углём на море. Но то, что было хорошо, чтобы преодолеть тяжести легендарного похода, оказалось плохим в бою. Перед боем казематы были разгружены от угля. Но как команда тщательно ни убирала, ни чистила, ни мыла казематы, никакие струи воды и ни одна швабра не могли добраться до мельчайшей угольной пыли, залезшей в узкие щели между балками и листами железа. Только неприятельские тяжёлые снаряды производили столь основательное сотрясение корпуса судна, что эту пыль выбивало из щелей и её мельчайшие частицы носились в воздухе, как плотный туман.
За первым попаданием последовали дальнейшие. При каждом из них подымалась новая туча пыли, и по мере того, как попадания участились, казематы погрузились в темноту, среди которой электрические лампочки превращались в едва заметные бледные пятна, а ослепительные оранжево-зелёные вспышки, сопровождавшие выстрелы собственных орудий, превращались в тусклые проблески отдалённого света.
Вскоре к туману угольной пыли прибавился едкий дым от пожаров, возникших от неприятельских попаданий в небронированные отсеки, хотя трёхдюймовая броня, прикрывавшая казематы, прекрасно выдерживала прямые попадания японских фугасных снарядов.
Однако наводка из трёхдюймовых орудий сделалась очень затруднительной. Угольная пыль запорошила все оптические приборы. Цифры на циферблатах и в таблицах стрельбы стали трудноразбираемыми. Наблюдения за небольшими всплесками трёхдюймовых снарядов среди огромных фонтанов воды, которые подымали вокруг вражеских кораблей тяжёлые снаряды, и на крупной зыби, покрывавшей море, было очень трудно производить. Меткость стрельбы должна была ухудшиться. Но наводка была облегчена уменьшением дистанции боя до 20 кабельтовых с небольшим.
Снаряды, разорвавшиеся на шканцах, произвели большие разрушения, но первым попаданием был контужен и легко ранен только кок, стоявший на трапе для оказания помощи при переноске раненых. Первую перевязку получил он, не принимавший прямого участия в бою. Это вызвало весёлость.
Тем временем количество всплесков вокруг «Орла» росло, и, кроме урона от прямых попаданий, на палубу броненосца начало сыпаться всё больше и больше осколков. Число серьёзно раненных из находившихся на верхней палубе дальномерщиков, сигнальщиков, комендоров и горнистов увеличивалось в геометрической прогрессии.
При виде разрушений, производимых прямыми попаданиями и осколками, и наблюдая впервые, как люди корчились в предсмертных муках, или как струйка алой крови тянулась вслед за уносимыми на носилках ранеными, команда броненосца, ещё не обстрелянная, сначала поддалась некоторому оцепенению. Лик войны был ужасен.
Но когда молодые матросы слышали бодрые напоминания офицеров или шутливо-грубоватые окрики
