что-то, то не подал вида. И молчал. Только его ярко-зеленые глаза были сейчас цвета темного моря.
– Ты понимаешь, о чем я?
– Да.
– Не нужно больше этих снов! Я больше не хочу, слышишь! – я была раздражена и не понимала, чего он добивался этим разговором. – Как ты вообще...
– Я понимаю. Бамбина…
Его голос был таким мягким, слишком мягким...Если бы я могла уйти, убежать, но я не могла...Влад придвинулся ко мне, и его левая рука легла мне на затылок. Ладонью правой руки он провел по моей щеке.
- Ты все та же, - прошептал он, и я растворилась в его манящем голосе. – Ничего не бойся...
Он поцеловал меня. Он целовал меня, а я не могла сопротивляться, все было, как в тумане. Все было так неправильно, и я понимала это, но не могла отказать ему – слишком сильно я его любила. Слишком глубоко под кожей был его яд. Мы целовались, пока я не начала задыхаться, и Влад налил мне воды.
- Выпей это, бамбина, - сказал он тихо, но требовательно. Впрочем, у меня и не возникло бы мысли отказать ему.
С того момента я ничего не помню, кроме людей в балахонах, гинекологического кресла и адской боли в животе. Они – эти люди – читали какие-то заклинания на непонятном мне языке. Мое затуманенное сознание различало движение этих людей, мне хотелось кричать, но я не могла, силы покинули меня. Дальше была только тьма.
Очнулась я через два дня у Влада дома. Боль парализовала мое тело, сковала сознание. Единственное, что я могла на тот момент – это застонать.
– Я с тобой, бамбина, – услышала я его голос. Голос человека, который сделал со мной такое. Голос любимого человека.
Я не могла говорить, да и не хотела. Слов не было, мне не хотелось жить. Одно лишь только волновало меня – Матвей.
– Можно мне позвонить? – спросила я слабым голосом. Пошевелиться я не могла, слишком острой была боль в животе. Что-то подсказывало мне, что кроме боли в нем не было больше ничего. Я закрыла глаза, подавляя слезы.
– Я не думаю, что тебе в данный момент можно нервничать. Позвонишь чуть позже, а сейчас спи.
Я почувствовала укол в вену, боль отпустила, и я снова провалилась в сон. Сны были вязкими и неопределенными, словно я балансировала на грани жизни и смерти. А когда я просыпалась, меня охватывала апатия. Пустота...
Прошло две недели, прежде чем я снова смогла вставать. Все это время Влад был рядом со мной, выхаживал меня, как раненого котенка. Но, бог мой, как я ненавидела его! Я ненавидела его всеми фибрами своей души, не могла находиться рядом с ним, но понимала, что без него я тоже не могу. Тогда я возненавидела еще и себя за то, что не могу жить без этого человека. Без человека, который убил моего ребенка.
Когда я начала понемногу вставать с постели, то улучила момент и улизнула, пока Влада не было дома. Я чуть не лишилась сознания в автобусе, пока ехала домой, но заставила себя идти. Мне нужно было вернуться в жизнь, где еще хоть что-то осталось, мне нужно было вернуться к Матвею.
Когда я, наконец, добралась домой, его там уже не было. На кухонном столе лежала записка недельной давности:
«Я знаю, что ты с ним. Я знаю, что ты убила моего ребенка. Ненавижу тебя. Ухожу. Прощай. Матвей».
Он не смог пережить этого. Вечером того дня, когда была написана эта записка, он напился, сел за руль и не смог справиться с управлением. Мне была дана всего лишь одна привилегия – посетить его могилу. Я смогла это сделать всего один раз, я чувствовала себя предательницей.
Глава 2
«Его заставлю замолчать
движеньем робким и нелепым.
Хочу ли я теперь летать,
могу ли жить без света?»
А. Черникова
Дальше для меня уже не существовало мира. Я пыталась забыться, напиваясь в стельку, но мне это мало помогало. Переехала к Вике, потому что не могла больше находиться в той квартире, в которой мы с Матвеем мечтали о нашем малыше. Впрочем, оплачивать я ее тоже не могла – я забросила работу. Если бы не Вика, я бы, наверное, погибла на улице, хотя мне было все равно.
Спустя несколько месяцев, я пошла в больницу. После обследования доктор не стала мне лгать. Она так прямо и заявила, шанс забеременеть теперь у меня почти равен нулю. Мои внутренние органы пострадали от нечеловеческих действий того, кому я подарила свое сердце. Я выслушала приговор без особых эмоций. Я больше не хотела детей.
Затем в моей жизни появился Фред Гантер. Вика пыталась поддержать меня, как могла, и ей казалось, что если я буду постоянно находиться в компании людей, мне будет легче перенести потерю. Моя подруга не понимала, что такое просто невозможно перенести без последствий. Я потерялась. Во мне больше не было ничего, что отличало бы меня от тени.
Но один из гостей Вики все же привлек мое внимание.
– Привет. Меня зовут Фред, - подошел он и представился.
– Ну, привет, Фред, – сказала я и отвернулась. Он был не в моем вкусе, слишком высокий – два метра с лишним, и что-то было в нем отталкивающее, как мне показалось на тот момент. Но он не отставал:
– У меня есть то, что тебе поможет, – продолжал он, как ни в чем не бывало.
Меня это не слишком заинтересовало, но я поняла, что он не отвяжется.
– Правда? И что же это?
Он наклонился ко мне очень близко, к самому уху, и прошептал одно слово, которое стало моим наваждением на многие месяцы: «кокаин».
Это было ни с чем не сравнимое ощущение – ощущение свободы. Свободы от боли, свободы от чувства вины. С тех пор я не смогла жить без этого ощущения.
С тех пор я стала рабой белого порошка. Много раз я задавала себе вопрос, стоило ли это делать, хотя от меня тогда мало, что зависело. Тем не менее, это помогало, по крайней мере, первое время. Это помогало не только забыть о потере, это помогало забыть о том, как себя ненавидеть. Я была слаба. Меня сломили события, которых я не могла объяснить, о причине которых я даже боялась подумать...
Я не порвала с Владом – не смогла. Наверное, он тоже не смог. Любовь не отпускала нас, несмотря ни на что. Любовь ли? Мы встречались примерно два раза в неделю, единственное, что нас связывало, был секс. Мы занимались любовью неистово и дико, как животные, а потом в полном молчании он отвозил меня домой. Один раз он прошептал мне на ухо:
- Я люблю тебя, бамбина...
Меня словно окатили ведром ледяной воды – вот как я себя почувствовала. А затем кипящая лава боли хлынула в мое сердце, и я заплакала.
- Ну, что ты, не плачь...– он гладил меня по волосам, словно ничего не произошло. Словно он никогда не был извергом, лишившим меня души. Словно он знал значение слова «любовь»...– Теперь все будет хорошо...
Он врал. Ничего не могло быть хорошо после того, что произошло. Для меня больше не было
